Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский Страница 30

и вступается в их земли; причем акты на эти земли у них отнимает; ремесленников полоцких забрал в свое ведение, а именно: золотарей, рымаров (шорников), седельников, ковалей (кузнецов), сыромятников, Шевцов (портных), гончаров, пивоваров, плотников и скоморохов; по рекам Дисне, Лиене и Сари поставил своих слуг, которые берут мыта с каждого струга по грошу; вмешивается в пошлину с привозного вина и пива. Королевская грамота воспрещает все это наместнику и вновь подтверждает за городом магдебургское право с теми отменами, которые указаны в предыдущих грамотах, то есть в отношении наместничьего суда и сельских путников. Подобные отмены, нарушавшие целость немецкого права, с одной стороны, и продолжавшиеся притеснения от наместников — с другой, не давали укрепиться городскому самоуправлению, производили недоумения и неурядицы в среде самих мещан. Брат и преемник Александра Сигизмунд I поэтому в 1510 году дает Полоцку новую подтвердительную грамоту на магдебургское право. Здесь прямо говорится, что вследствие отмены некоторых пунктов это право подверглось сомнению (у вонтпеньи было), «для которого ж мещане места Полоцкого промежду себе расторжку и раздел вчинили: некоторые с них с права немецкого выломившися, под присуд городской далися, а многие и прочь разошлися». (Под городским присудом тут разумеется суд замковый или наместничий; ибо словом город в западнорусских грамотах означается собственно замок или кремль, а восточнорусскому посаду соответствует там название место, откуда мещане). Новая грамота вновь повторяет данные мещанам привилегии с некоторыми пояснениями и добавлениями. Так, мещане и черные люди, заложившиеся за наместника, владыку, игуменов, бояр и пр., опять возвращаются в ведение войта, бурмистров и радцев, но каждому князю и боярину позволяется иметь на своем городском дворе по одному дворнику и огороднику из числа закладней. Число радцев теперь увеличивается до 24. Городу дозволяется построить четыре гостиных дома, где должны останавливаться гости (приезжие купцы), а плата с них разделяется надвое: одна половина идет в господарский скарб, другая — на ратушу. Частные гостиницы воспрещены. Дозволяется поставить на р. Полот общественную мельницу, и доходы с нее разделены на те же две половины. Но спустя семнадцать лет тот же король Сигизмунд снова, по жалобе лянтвойта, бурмистров и радцев полоцких на их воеводу Петра Станиславовича, обращает к последнему укорительную грамоту. Из нее видно, что воевода, его урядники и слуги чинили мещанам многие кривды, грабежи и забойства; что он «ломал Майтборский привилей» и судил мещан «городовым правом» (то есть замковым или наместничьим судом), ремесленников заставлял на себя работать, мыты по рекам со стругов брал и пр. Эта история туго прививавшегося чуждого учреждения и непосильной борьбы его с королевскими наместниками и старостами повторялась приблизительно в тех же чертах и в других городах Западной Руси. Разница заключалась в том, что изъятия из немецкого права и разграничение между подсудностью и доходами города и замка разнообразились по местным условиям, так что почти каждый город имел свои особые привилегии и не выработался один общий тип городского самоуправления. Если первостепенные города не могли пользоваться этим самоуправлением и вполне освободиться от подчинения шляхетским урядникам, то еще в большем подчинении последним оставались второстепенные города, несмотря на свою магдебургию. Разнообразие в ее приложении увеличивалось еще городами владельческими. В Литовской Руси, как мы говорили, существовали знатные роды, которые, подобно западным феодалам, сосредоточили в своих руках большие поземельные владения, заключавшие в себе многие местечки и даже города. Подражая великим князьям Литовским, они также стараются поднять торговое и промышленное значение своих городов, а следовательно и увеличить свои доходы раздачею им магдебургских привилегий. Впрочем, привилегии эти давались с дозволения великокняжеской власти или ею подтверждались. Но, естественно, при этом владелец удерживал за собою высшую судебную инстанцию и близкое наблюдение за городским управлением и доходами; поставлял в город своих особых урядников, которые за всем надзирали, так что в сущности магдебургия существовала там в весьма слабой степени. Самый свод Саксонских законов или так называемое «Саксонское зерцало» и подлинное Магдебургское уложение обыкновенно были известны западнорусским магистратам не в подлинном объеме и виде, а только в извлечениях и толкованиях, сделанных польскими юристами.

По смыслу Магдебургского права, в городе должны существовать две коллегии: радцев и лавников. Первые ведают под председательством бурмистров городскую полицию, надзор за городскими имуществами и торговлею, а также суд по гражданским искам; вторые, в числе 12 человек, под председательством войта должны судить уголовные преступления, то есть составлять суд присяжных. Но, сравнивая разные западнорусские города, находим количество радцев и лавников различное; войт председательствует в обоих коллегиях; иногда обе они сливаются в один магистрат или ведают одни и те же дела. Потом встречаем еще третье учреждение: «совет сорока мужей» (а в некоторых городах «совет тридцати»), который составляется из выборных от городских цехов и присваивает себе право контроля над городским хозяйством; причем войт, бурмистры, радцы и лавники нередко входят с ним в препирательство за свои права, увеличивается путаница в городских делах и отношениях.

Впрочем эти неудобные стороны Магдебургского устройства развились и принесли свои плоды большею частью впоследствии. В первый же период своего существования, то есть в эпоху Ягеллонов, оно, по-видимому, все-таки дало некоторый толчок и оживило городскую жизнь, торговое и промышленное движение в Литовской Руси. Недаром же в грамотах, жалованных на это устройство, часто упоминается, что они дарованы по просьбе самих горожан{19}.

Законодательство и судопроизводство Литовской Руси в данную эпоху представляют заметный переход от общих с Восточною Русью оснований, то есть от Русской правды, к особому виду, развившемуся под влиянием шляхетских привилегий или польского государственного строя. Эпохе судебников Московской Руси соответствует здесь эпоха статутов, которая, впрочем, открывается уложением, известным также под именем «Судебника». Он был издан Казимиром IV в 1468 году, по совету с Литовскими князьями, панами-радою и всем поспольством; под последним, вероятно, разумеется здесь собрание лучших людей города Вильны.

Судебник Казимира IV представляет собственно свод наказаний и штрафов за злодейство или татьбу в разных ее видах: из 25-ти статей этого свода около 20-ти относятся к татьбе. Тут мы находим то же древнерусское понятие о наказаниях как о доходной статье для судьи. Например, если вор пойман с лицом (с поличным), то это лицо или украденная вещь поступает в пользу двора (княжего, наместничьего или панского), или собственно судьи; кроме того, в его пользу идет просока, то есть плата с истца за сок или розыск преступника. А пострадавшему или истцу вор платит истинну, то есть ценность украденной вещи. Если ему нечем заплатить, а его жена и дети знали о воровстве,