Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару Страница 24

Была в Опочке богадельня. Ее ни к фабрикам, ни к заводам, ни к ремесленникам, ни к гимназиям не отнесешь, но она была, а раз была, то надо и о ней упомянуть. Проживало в богадельне в 1886 году одиннадцать женщин. Больше никого не было – ни мужчин, ни детей. Содержал ее город и на содержание тратил около 500 рублей в год. Выходило на душу… Немного выходило. В чем эти души держались на такие деньги, теперь уж не узнать, но держались.

Теперь уж точно про заводы и фабрики, потому что никакое краеведение без их перечисления не обходится, тем более что театров, картинных галерей, музеев и литературных салонов в Опочке восьмидесятых годов XIX века не имелось, а имелись шесть кожевенных, шесть синильных (красильных, а не производящих синильную кислоту), четыре гончарных, два кирпичных и один свечной завод. Была еще и мукомольня. Речь идет о крупных в уездном масштабе заводах и фабриках. Всего в Опочке работало, если верить данным губернского статистического комитета за 1886 год, тридцать заводов и фабрик. Рабочих на этих заводах и фабриках было девяносто три. Не на каждом заводе или фабрике, а на всех вообще. То есть по три целых и одной десятой рабочего в среднем на предприятие. Еще в уезде имелось четыре завода, и на них гнули спины на опочецких капиталистов семнадцать пролетариев. Все вместе они производили продукции почти на 640 000 рублей в год. Даже на фоне других уездных городов Псковской губернии сумма, мягко говоря, небольшая.

Что касается строений, то из семи с половиной сотен домов в городе лишь тридцать три было каменных. Придется перечислить и церкви – шесть православных, одна лютеранская и одна синагога. Кстати, скажем и о евреях, которых к концу XIX века проживало в Опочке почти две с половиной сотни, и среди них были не только ремесленники, купцы и мещане, которые так и не смогли договориться между собой об организации Общества помощи евреям-ремесленникам, но и земские врачи и заведующий земской аптекой. Раз уж зашла речь о населении Опочки, то к евреям прибавим и пять с лишним тысяч православных, и сто двадцать пять католиков, и девяносто два протестанта, и сорок три представителя других конфессий, проживавших в Опочке в середине девяностых годов позапрошлого века. Население Опочки в конце XIX века быстро росло за счет выходцев из более населенных соседних западных губерний – Витебской и Лифляндской. В 1897 году в городе проживало уже около шести тысяч человек. Приезжали сюда на жительство и поляки, и белорусы, и эстонцы, и латыши, и литовцы. Привезли с собой антисемитизм. Тем не менее крупных конфликтов на межнациональной и межконфессиональной почве не было.

Протоколы собраний и два гектографа

Сойдем на некоторое время с дороги, которая называется историей Опочки, и пройдемся по ее обочине и даже заглянем в придорожную канаву. В 1902 году из Пскова в Опочку приехал некто Андрей Петрович Семякин. Был он профессиональным смутья… то есть революционером и членом РДСРП еще с 1898 года. Не просто так его принесли черти… То есть он приехал из Пскова, в котором проживал в ссылке, по заданию партии. Начал Андрей Петрович мутить воду – в том смысле, что создавать в Опочке группу содействия большевистской «Искре». Служа секретарем в уездной земской управе, Семякин вместе с другими партийцами, приехавшими в Опочку позднее, завлек в эту группу бухгалтера земской управы, писаря расквартированного в городе 94-го пехотного полка, делопроизводителя нотариуса и еще десяток-другой опочан и приезжих. Через два года партийная часть группы уехала в Псков раздувать из искры пламя, но зубы дракона, то есть семена, ими посеянные, в Опочке стали всходить. В 1903 году в Опочку приехал еще один член РСДРП – преподаватель Лобанов. Он и возглавил большевистскую парторганизацию Опочки. В 1905-м партийцы разбрасывали листовки, в 1906-м поддерживали на выборах в Первую Государственную думу земского врача Ладыгина, между прочим очень достойного человека. Правда, неудачно. Победил тогда граф Гейден.

В 1905 году в уезде начались крестьянские волнения. В ноябре крестьяне вырубили часть леса в имении помещика Глушанина, в декабре – в имениях помещиков Яновича и Корсакова.

В июле 1907-го под руководством парторганизации прошли две забастовки кожевников. Две недели, пока рабочие бастовали, опочецкие большевики снабжали их продуктами. В результате все требования кожевников были удовлетворены – им и зарплату повысили, и рабочий день сократили, но непосредственных руководителей забастовки власти арестовали и выслали в северные губернии. Тем же летом забастовали беднейшие крестьяне нескольких волостей Опочецкого уезда. И снова большевики прибежали со спичками – в том смысле, что оказались в числе руководителей тех, кто захватывал землю, самовольно рубил лес и поджигал усадьбу помещика Глушанина в Полянской волости Опочецкого уезда. Большевикам удалось собрать сход, на котором решался вопрос об организации забастовки сельскохозяйственных рабочих. На сход явилось четыреста человек, но полиция их разогнала.

В самом конце 1907 года властям удалось выйти на след опочецких большевиков. В дом сестер Семендяевых нагрянула по доносу прислуги полиция и обнаружила протоколы собраний, кассовую книгу, два гектографа, нелегальную литературу и все то, что в те времена обнаруживали в домах подпольных борцов за народное дело. Сестры отправились в ссылку, а Лобанов, уже успевший к тому времени организовать среди учениц педагогических курсов марксистский кружок, был посажен в тюрьму и лишен права преподавания. Опочецкая партийная организация перестала существовать. Правда, всего лишь на время. На это время и мы ее оставим и вернемся к Опочке.

Автобус фирмы «Гагенау»

В 1910 году по Киевскому шоссе началось автомобильное движение. Шоссе было вымощено битым камнем. Его ширина составляла шесть с лишним метров. Недолго думая опочецкие купцы создали акционерное общество автомобильного сообщения Остров – Пустошка, купили немецкий автобус фирмы «Гагенау» и открыли рейсы в соседние Остров и Пустошку. Автобус немедленно стал конкурировать с конным дилижансом, поскольку цена билета на нем была ниже. Автобус брал полтора десятка пассажиров, и все они сидели внутри, в отличие от дилижанса. Одного не учли владельцы автобуса – немецкие шины изнашивались на русских дорогах куда быстрее, чем на немецких. Вместо положенных пяти тысяч километров они продержались лишь три.