Древний Египет - Борис Александрович Тураев Страница 22

средоточии Египта, руководствуясь, по-видимому, исключительно этим, чуждым традиций, соображением — в Гермопольском номе, близ нынешней деревни Телль эль-Амарна. Здесь он отмежевал своему богу участок, ограничив его со всех сторон большими каменными плитами с изображениями себя и своей семьи в молитве перед Атоном, и с надписями, в которых давал обет не покидать этого места. Были заложены великолепные храмы, несколько отличающиеся по расположению от обычных египетских и напоминающие древние храмы богу солнца. С царем переселились и его сподвижники, а также вельможи, искренно или из-за карьерных соображений, принявшие «учение жизни». Они построили себе в новом городе роскошные усадьбы с садами, приготовили гробницы, на стенах которых изобразили и себя награждаемыми царем золотыми ожерельями (в эпоху войн их давали за военные заслуги), и начертали гимны Атону, в которых выразили основы новой религии и которые являются высшим из того, что нам сохранилось от египетской религиозной поэзии. Справедливо их сопоставляют в некоторых отношениях с 103 псалмом. Такое необычайное достижение религиозной мысли сопровождалось не менее замечательным подъемом и в области искусства.

Владычество гиксосов не прервало художественного развития; и здесь, как и в других сторонах египетской культуры, начало эпохи Нового царства непосредственно примыкает к Среднему, образуя вместе с ним классическое время жизни великого народа. Но огромные материальные средства и мировое положение давали возможность осуществлять грандиозные задания, которые ставила империя, и вкус, изощренный высокой культурой и широким обменом со странами древних цивилизаций Азии и Эгейского мира. Происходит во славу Амона грандиозное строительство в Фивах, а затем и в других религиозных центрах во имя других божеств. Прежние скромные храмы уже не удовлетворяли новых повелителей и считались несоответствующими величию богов, у ног которых лежал покоренный и почтительный мир. Древние храмы перестраиваются, воздвигаются новые в грандиозных размерах. Появляются у храмов величественные пилоны с обелисками и колоссальными сидящими царскими статуями. Усердие строителей прибавляет двор ко двору, пилоны могут умножаться до бесконечности, и Карнак имеет их 10 в двух направлениях. Двор украшается колоннадами, но верхом архитектурного величия являются гипостильные залы, которые в Карнаке и Луксоре представляют прототипы базилик с рядом средних колонн, возвышающихся над рядами боковых. Наряду с этими колоссальными сооружениями египетские художники создали изящные так называемые периптеральные храмики, представляющие небольшие здания на высоком основании, с портиками по обе стороны. Невольно напрашивается сопоставление этих храмов с греческими. Иной тип представляли храмы пещерные и полупещерные; к числу последних можно отнести знаменитое сооружение царицы Хатшепсут в Дейр эль-Бахри рядом с погребальным храмом Ментухотепа — святое святых храма высечено в скале; остальные части расположены на трех террасах с портиками и великолепными барельефами, изображающими экспедицию в Пунт и чудесное рождение создательницы храма. Мы видим египетский флот причалившим к берегу отдаленной африканской страны; изображены свайные постройки ее обитателей, встречи последними египтян, царь Пунта, царица и царевна представляются весьма реалистично с, быть может, несколько утрированной африканской неестественной тучностью (стеатопигией). Здесь же и загрузка египетских кораблей драгоценными произведениями страны, между прочим, благовонными деревьями с корнями, предназначенными для посадки на террасах храма, чтобы «создать Амону Пунт в Египте», обезьянами, которые свободно бегают по кораблям, и т. п.

Высокой степени художественности достигли в это время и статуи, особенно деревянные статуэтки, а также произведения художественной промышленности. До нас дошло немало изумительных по тонкости работы драгоценностей и туалетных вещиц цариц и их подданных, шкатулок, мебели, оружия, сосудов и т. п., украшающих витрины музеев и вызывающих изумление. Упомянем, например, деревянное с резьбой и инкрустациями кресло из гробницы родителей царицы Тэйе в Каирском музее, сосуды и флаконы для духов, стилизованные в виде цветов, животных, птиц или представляющих купающиеся фигуры с вместилищами для благовонного вещества в руках (например, два предмета этого рода в Московском музее изящных искусств). Тонкий вкус и развитые эстетические потребности заставляли украшать вещи обычного обихода, как, например, гребни, зеркала, чашки, подставки под голову и т. п. Ручки зеркал стилизовались в виде колонок с растительной капителью или в виде Беса — смешного видом демона, между прочим ведавшего дамским туалетом; его же фигура украшала подставки под головы, охраняя сон и отгоняя злую силу; блюда и чаши украшались рисунками или рельефами, представлявшими водяную флору и фауну — рыб, лягушек, переданных с неподражаемым реализмом.

Одновременно с фиванскими художниками достигли высокой степени художественного совершенства мемфисские. Здесь работала незаурядная школа скульпторов, о которой мы можем составить себе представление, к сожалению, по немногим случайно уцелевшим от гибели и рассеянным по музеям обломкам дивных барельефов, дошедших из гробниц мемфисских верховных жрецов, и некоторым другим памятникам — например, барельефам из гробницы, приготовленной для себя Хоремхебом еще до его воцарения. На одном из барельефов, украшающих теперь Берлинский музей, изображена погребальная процессия верховного жреца, в которой принимают участие и слуги, и родные, и первые вельможи государства. В то время как первые и вторые безутешны, а один из слуг даже забыл о своей обязанности строить легкую кушу для поминальных даров, вельможи сохраняют величие и делятся друг с другом новостями, а один из них даже играет своим париком; на другом барельефе удивительно изображена скорбь привратника, только что проводившего из врат дома дорогое тело, а на московском памятнике из этой серии мы имеем необычайное по экспрессии и чуждое шаржа изображение дикого горя, плача по погребаемом — плачущие пали на землю, протянув вперед руки, другие причитают, стоя на коленях и подняв руки вверх, иные хватаются за голову. Фигуры расположены в красивых группах и имеют индивидуальные черты. Художник, которому принадлежат эти шедевры искусства, был незаурядным наблюдателем; он одинаково умел изображать и дикое горе, и тихую скорбь, он обладал и чисто египетским юмором. Его произведения, равно как и дошедшие до нас из гробницы Хоремхеба, выделяются и свободой движения, и индивидуальностью, и с этой стороны отличны от аналогичных фиванских произведений, которые при всем своем изяществе все-таки более условны — достаточно, например, сопоставить изображения фиванских погребальных процессий. Нетрудно предвидеть, в какую сторону клонятся симпатии телль-амарнского мыслителя, который не только распространял свое «учение жизни», но и «сам учил» своих придворных художников особому искусству его величества. Если его приверженцы о нем говорили, что «он живет правдой и для него мерзость неправда», то эту «правду» следует понимать в широком смысле — это не только нравственная правда, но и чуждая всяких условностей естественность. И в области художественного творчества он следовал ей так же, как в религии и в быте. И обстоятельства благоприятствовали его стремлениям. Новая столица была ближе к северу, да и