Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742 - Георг Вильгельм Стеллер Страница 20

надевают на голову: макушка оставалась непокрытой, и шляпы, казалось, были предназначены лишь для того, чтобы защищать глаза от солнца. Между этой шляпой и лбом у некоторых были воткнуты пестрые соколиные перья, у других — тростинки, точно так же, как у американцев на восточной стороне Бразилии используются пучки перьев. И здесь снова я нашел четкое указание, что американцы происходят из Азии, поскольку камчадалы и коряки носят такие же шляпы; я приобрел несколько таких для Кунсткамеры.

Когда по нашим многочисленным знакам эти американцы поняли, что мы хотели бы получить одну из их шляп, они дали нам даже две. На одной было прикреплено маленькое резное изображение сидящего идола из кости[144], у которого сзади было воткнуто перо, что, без сомнения, должно было обозначать хвост. Взамен мы подарили им ржавый железный котел, пять швейных игл и моток ниток.

Когда они обдумали обмен и посовещались друг с другом, они направились к берегу без дальнейших церемоний, разожгли большой костер и некоторое время громко кричали. Затем, так как вскоре стемнело, мы их уже не видели.

Здесь я снова наблюдал, что эти люди странным образом украшают лицо, пронзая его в разных местах, как мы прокалываем мочки ушей, и вставляя в отверстия различные камни и кости. У одного из этих людей по диагонали через перегородку носа была просунута пластина сланца в два с половиной дюйма длиной, точно такая же, как карандаш, которым мы пишем на грифельной доске. У другого под нижней губой был кусок кости в дюйм длиной вкрест подбородку. Еще у одного такая же кость была во лбу, и наконец у последнего кусок кости торчал с обеих сторон носа.

Из этих наблюдений снова очевидно, как бездумно мне возражали, когда, среди прочего, я сообщил, что считаю чукчей американцами или что американцы жили среди них, по той причине, что более чем от десяти человек узнал, что среди чукчей имелись люди, втыкавшие куски моржового зуба в свои носы и щеки[145]. Когда я спросил русских, что это означает, мне сказали, что на противоположной Большой земле повсеместно используются такие украшения; теперь я собственными глазами убедился, что это именно так, как я годом ранее указал в своем „Историческом описании Чукотского мыса”[146].

Наконец, я заметил, что у всех этих людей очень плохо растет борода; у большинства из них ее не было вовсе, чем они опять же напоминали жителей Камчатки.

При этом остается вопрос: где живут эти американцы, на материке или на островах? Я думаю, что они не живут постоянно на этих островах, а остаются там лишь на лето, но зиму проводят на Большой земле.

Причина этого следующая: сюда их может манить большое число птиц и птичьих яиц, которые так любят камчадалы и которые с великой опасностью для жизни и тела собирают на утесах, при этом каждый год некоторые ломают себе шею. В любом случае известно, что на Камчатке из всей пищи кит и тюлений жир считаются наиболее вкусными. Поскольку тюленей вокруг этих островов великое множество и поскольку мертвых китов море не выбрасывает на материк из-за преграждающих путь островов, а выбрасывает их на острова, вполне вероятно, что эти люди приходят сюда летом по этой причине, а зимой уходят на материк. Чем менее можно здесь зимовать из-за недостатка дерева для строительства и топлива, тем больше оснований полагать, что остров, где мы брали воду, на севере соединяется с Америкой и что все прочие острова недалеки от нее[147].

Хотя 6 сентября весь день была пасмурная погода из-за ветров с ZWtZ, которые, впрочем, весьма способствовали нашему отплытию, мы пошли вокруг восточной стороны между двумя островами[148] и вышли в море. На берегу американцы снова прокричали нам прощание, и нам показалось, что мы разглядели людей и хижины на ближнем низком острове[149], расположенном напротив на востоке.

Когда мы на полмили ушли в море, нас особенно удивили бесчисленные морские птицы, которых мы заметили на северной стороне этого острова, и я узнал среди них, кроме бакланов, гагарок, чаек, морских попугаев, глупышей и гренландских морских голубей, совершенно черного кулика с красным клювом и лапками, который все время кивал головой, как кулик-травник, а также очень красивого черно-пестрого нырка, никогда ранее не виданного, вместе с другими странными, никогда ранее не виданными птицами.

Кстати, ветер был столь благоприятен, что к двум часам пополудни мы потеряли из виду и Большую землю и острова. Но один из многочисленных китов, которых нам доводилось видеть с самого начала, поднялся вертикально из моря более чем на половину своей длины, давая нам понять, что надвигается шторм.

ГЛАВА 6

ШТОРМА НА МОРЕ

7 сентября ветер и погода были такими же, как и в предыдущий день. К полудню мы были уже более чем в двадцати милях от последнего острова. Днем усилившийся ветер и поднявшиеся волны заставили нас убавить паруса. Всю ночь продолжался свирепый шторм, поэтому мы шли только под треугольной бизанью. Вследствие этих обстоятельств, поздней осени и большого удаления от Авачи офицеры и экипаж внезапно упали духом. Нездоровая погода уже сейчас ежедневно сокращала число дееспособных людей[150], и многие жаловались на неслыханные бедствия. Начались сомнения, достигнем ли мы дома и не стоит ли провести зиму в Японии или Америке, хотя на самом деле никто к этому не склонялся.

8 сентября было облачно, но ветер ослаб и переменился с WtN до полудня на WtZ днем. Благодаря обоим этим ветрам мы постепенно плыли к югу и к вечеру оказались на 53-м градусе, то есть широте Авачи. Ночью стало совсем спокойно.

9 сентября к утру с востока подул легкий ветер, с которым мы продвигались до восьми часов со скоростью от полутора до двух узлов, затем ветер усилился, так что к десяти часам мы продолжали путь со скоростью четырех узлов, или мили[151] в час. Утром шел небольшой дождь и было пасмурно, но днем на горизонте стало совсем ясно, хотя солнце не показывалось. По счислению наше судно в двенадцать часов все еще находилось в 312 голландских милях от Авачи.

10 сентября ранним утром