Дельфийский Оракул - Уильям Брод Страница 18

Его ученик Платон, по-видимому, получил о Пифии представление, более характерное для его времени, но и он тоже, возможно, под влиянием своего учителя отводил жрицам ведущую роль в своих политических утопиях. В своих «Диалогах» и «Государстве» Платон описывает модель государства, причем, излагая его правовую структуру с колоссальным количеством деталей, он постоянно отводит Оракулу почетное место и наделяет его важными обязанностями. Именно Оракул, как выразитель воли Аполлона, должен был устанавливать правила для храмов и жертвоприношений. Он должен был определять порядок похорон и наблюдать за исполнением культа мертвых. Он должен был председательствовать при распределении найденных сокровищ. Он должен был отбирать членов комитета, занимавшихся толкованием священных установлений и принципов. «Повсюду религиозный закон должен исходить из Дельф, — оговаривает он, — и этому должно следовать неукоснительно».

То, что Платон придавал такое большое значение Оракулу, тем более примечательно, что в его идеализированном полисе отвергалось многое из того, что сохранилось с древних времен и так почиталось в эллинистической культуре. Тем не менее он отводил древней сверхчеловеческой мудрости Оракула роль хранителя греческого законодательства и религиозной жизни.

Его преданность была вознаграждена. После смерти Платона Оракул повелел грекам установить в Дельфах среди статуй богов стелу, посвященную философу, подчеркнув, что богомольцам следует почитать его полубожеством. «Вы поступаете правильно, когда чествуете Платона, наставника священного закона», — изрекла Пифия.

Представляется, что Аристотель, ученик Платона и самый известный ученый из этих трех людей, менее всего отдавал в своих трудах дань эмоциям, связанным с Оракулом, но находился в самом непосредственном контакте с Дельфами. Там он установил памятник своему заступнику. Несколько позже власти обратились к нему и его племяннику с просьбой составить список победителей Пифийских игр, начиная с самых первых. Это была большая работа, представлявшая собой обзор двух веков спортивной истории. Перечень занял четыре большие каменные плиты. В благодарность за оказанную услугу дельфийцы в честь авторов сделали надпись в самом людном месте храма.

Судя по всему, Аполлон с его Дельфийским оракулом играл несущественную роль или, скорее даже, не играл никакой роли в аристотелевском мире верований и его учении. Вся его умственная деятельность была направлена на познание природы, а не на изучение механизма священного безумия. Даже при этом в его дошедших до нас трудах встречаются намеки на занимавшие его сверхъестественные силы, которые приписывались Аполлону, о чем свидетельствует его волновая теория телепатии.

К моменту смерти Аристотеля в 322 году до н. э. и Греция, и Дельфы переживали пору упадка. Их подрывали гражданские войны, разлагало богатство, поражала чума и преследовало ощущение заката величия. Золотой век остался позади. Тем не менее в этой обстановке сомнений и цинизма Аполлон все равно сохранял свое влияние, единственный бог, которого греки все еще считали достойным поклонения. Но даже его влияние не спасло Дельфы. В 373 году до н. э. страшное землетрясение разрушило храм. Ушло не одно десятилетие, чтобы его в конце концов восстановили и адшпон снова засиял прежним блеском. Но священный город несколько раз сделался жертвой захватчиков. В 356 году до н. э. война разрушила сам храм, а солдаты разграбили часть его огромных сокровищ. Наконец обессиленные государства перестали драться за первенство, и на арену истории вышли македонцы, сначала их царь Филипп, потом его сын Александр Великий.

Прекрасно образованный (его учителем был не кто иной, как Аристотель), Александр завоевал большую часть Восточного мира, распространил греческую культуру до отдаленных стран и дополнил ее, поощряя межэтнические браки и сосуществование в мире и согласии с гордыми культурами древности. Со смертью Александра в 323 году до н. э. наступил конец классической Греции и начало новой космополитической эры.

На протяжении всего бурного четвертого века Оракул продолжал раздавать советы и предсказания. Только теперь к нему больше не обращались по важнейшим вопросам политики. Теперь, как и в Додоне, разброс вопросов ограничивался личными и практическими сферами. Делоссцы интересовались лекарством от чумы, ахейцы спрашивали, как им захватить город Фана, Калистрат Афинский хотел знать, стоит ли ему возвращаться из изгнания. В общем, на вопросы личного характера было легче отвечать, чем на те, где речь шла о будущем государства, о том, как лучше справиться с политическим кризисом или превратностями войны.

Упадок Греции продолжался, достигнув низшей точки в 279 году до н. э., когда на Грецию двинулись полчища кельтов. На Дельфы шли безжалостные, жадные воины. «Забота об этом падает на меня», — заверил Оракул обеспокоенных дельфийцев. По разным сведениям, захватчиков застигло землетрясение, с высоких скал на них падали камни, разразился ужасный снежный буран. Кельты отступили.

Римляне задержались дольше. Они расширили свою империю на запад, как Александр расширил свою на восток. Они пришли в Грецию, громыхая боевыми доспехами. В 146 году до н. э., демонстрируя непобедимую силу, римляне напали на Коринф, перебили всех мужчин и продали в рабство женщин и детей, город разорили. Дальше длань Рима над Грецией сжималась все сильнее. Сначала римляне относились к Дельфам с почтением, но со временем стали грабить его богатства. В 86 году до н. э. Сулла, римский командующий в Греции, вскоре сделавшийся императором, опустошил их сокровищницу. Цицерон, вероятно опасавшийся преследований Суллы, приехал в Грецию и задал Оракулу вопрос, который давно уже стал в Дельфах притчей во языцех: что он должен сделать, чтобы добиться величайшей славы. Прорицательница дала самый типичный ответ: «Должен руководствоваться своей натурой, а не советами других». Цицерон последовал этому совету и стал великим оратором.

С римских времен писатели стали делать то, что греческие хроникеры делали редко, — подробно расписывать приемы Пифии, а также ее историю. Никто из них при этом не нарушал каких-либо установлений. Ритуалы Оракула, хотя и были таинственны, но не имели официального прикрытия в виде мистического культа, посвященные в который официально давали бы обет молчания. Напротив, ее обряды были широко известны. Мы можем только гадать, почему римляне (или греки, писавшие для римской аудитории) принялись их обнародовать. Одной из причин, возможно, было стремление римлян к лучшему пониманию новых приобретений вообще и знаменитых оракулов в частности. Рим не знал традиции экстатического пророчествования. Греки, напротив, выросли с Оракулом, хорошо изучили его и в известной степени принимали его действия как само собой разумеющееся. То, что он делал, знали все, и поэтому никому не приходило в голову в деталях описывать таинства. Греков интересовал конечный результат его посредничества с Аполлоном, а не сам Оракул. Но когда римляне и другие народы империи узнали о жрице, они посчитали, что это нечто новое и таинственное достойно