Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн Страница 16

ее еще оставалось до сих пор. Овладев таким образом Венденом, и в то же время сдавшимся Роннебургом, соседним с Венденом, Московский царь уже имел под своею властию всю Ливонию, за исключением Ревеля, Риги и немногих пограничных с ними крепостей. После отъезда Генриха, во время безкоролевья, он захватил Пернов, от Шведов взял славную, искусственно и естественно очень укрепленную крепость Вейссенштейн, Нарву же и Дерпт, Феллин и Мариенбург и некоторые другие уже гораздо раньше он отнял отчасти у епископа Рижского; частию у Ливонского ордена св. Марии. Положив такое начало, Московский князь делал затем постоянные вторжения к Ливонию, нанося ее жителям множество вреда, и тем заставил их отдаться под власть и покровительство Сигизмунда Августа и  [5]  польских королей. И вот это то обстоятельство, вместе с прежними спорами и притязаниями по отношению к великим князьям Литовским из за некоторых русских местностей, служило затем постоянным предлогом враждебных действий между ним и Польскими королями. Эта война, иногда прерываемая перемирием, большею частию веденная с переменным успехом как в Ливонии, так и в Литве, досталась по наследству и королю Стефану. Впрочем Московский князь, уведя с собою воеводу Ходкевича, Александра Полубенского и прочих начальников, вернулся в Москву. На дороге он написал королю письмо, чтобы тот совсем отказался от Ливонии. В письме он выводил свой род от какого то Прусса, брата Августа Цезаря, никому раньше неизвестного, о котором он утверждал, будто бы он управлял в Хойнице и Мариенбурге и на обширном пространстве в остальной Пруссии, для того, чтобы тем заявить притязание на господство до самых границ Пруссии [61] . Послы, которые были отправлены для переговоров об условиях мира, тем не менее продолжали свой путь, получив на дороге новые инструкции — жаловаться на несправедливые действия, совершенные под прикрытем перемирия, и требовать удовлетворения. Пока король стоял лагерем под Гданском, он не имел в готовности никакого войска в Ливонии и Литве, как в виду существующего по наружности мира, так и вследствие недостатка денег в казне, сильно ощущаемого в начале царствования; услышав же о вторжении неприятеля, он обратился с военным призывом к литовской шляхте и передал  [6]  военную власть в этом княжестве Николаю Радзивилу, воеводе Виленскому, так как Григорий Ходкевич, который раньше там начальствовал, в это время умер. Радзивил с значительным отрядом охотников прибыл в Сеельбург. Между тем когда, благодаря посредничеству послов со стороны многих немецких князей, жители Гданска снова покорились королю, он всецело обратился к войне против Москвы, которую уже гораздо раньше имел в виду. Много причин побуждало его начать войну, кроме полученных оскорблений и кроме возвращения Ливонии; прежде всего он питал весьма справедливое желание каким нибудъ великим подвигом оказать услугу, не только людям своего государства, но множеству других, которым московская власть, соединенная с ужасною жестокостию, внушала страх или была невыносима, и тем самым стяжать своему имени в потомстве такую славу, чтобы все знали, что он не только по имени был королем, но и был достоин этого сана. Сверх того он рассчитывал, что сломив Москву, он получит возможность обратиться к другим еще более великим предприятиям, которые у него были на уме и о которых он сообщал папе Григорию XIII чрез отправленного в Рим посла Павла Зайончковского. В таком настроении он назначил на январь месяц сейм в Варшаве [62] . Это было уже в 1577 году. В это время возвращен был под власть короля Динабург,  [7]  взятый обратно Борисом Савою и Вильгельмом Платером. Эти бдительные военноначальники, внимательные ко всяким обстоятельствам, заметив, что московский гарнизон страдает от недостатка съестных припасов, под видом дружбы и доброй военной приязни, послали туда несколько явств и питья, и в том числе бочку с водкой, — которую особенно любят Москвитяне, по причине недостатка в настоящем вине. Когда Москвитяне напились до пьяна, те заранее это предусмотрев, ночью приставили лестницы, взбежали на валы, которыми только была окружена крепость, и проникли в самую крепость, выгнали оттуда едва успевших опомниться от сна и опьянения Москвитян и овладели таким образом ею. Немного времени спустя затем и Венден был возвращен таким же образом. Под начальством Матвея Дембинского находился какой то плотник Латыш, сестра которого находилась во власти Москвитян; пользуясь предоставленною крестьянам свободою сношений, он часто приходил в Венден под предлогом свидания с нею. Раз улучив удобное время, он сделал восковой оттиск городских ключей, и, приготовив по этому образцу другие, доставил их Дембинскому. В назначенный день, который Москвитяне праздновали у ворот города, Дембинский, подошел со своим наскоро собранным отрядом, и когда с одной стороны были приставлены лестницы, а с другой сбежались Латыши, находившиеся в Вендене, то один из них отворив ворота, впустил Поляков.

(1578) В то время, как король направлялся в Варшаву на сейм, он получил на дороге известие, чуждое отношения к тем делам, которые его занимали [63] . Границею между королевством Польским и великим княжеством Литовским большею  [8]  частию служит Днепр, который начинаясь в Московском княжестве, течет с небольшими изгибами на запад, затем на юг и потом вливается в Черное море, неся огромное количество воды; более верхняя часть реки принадлежит к Литве, у более нижней части соединяются границы различных народов. Кроме Москвитян и Русских, находящихся под польской властью, здесь соприкасаются некоторые владения Турок, на небольшем же расстоянии начинаются владения Валахов. При соседстве стольких народов, притом сохранивших воинственный характер, с древних веков и до сих пор здесь не может держаться мирный порядок. Огромное пространство полей, множество земли остается там не возделанным и не населенным по причине разбоев или вследствие страха. Всякий, кто был в тяжкой нужде или был осужден за уголовные преступления, и все те, которым или обстоятельства или законы не дозволяли жить в отечестве, как из других народов, так и из Поляков и Литовцев, — собирались сюда, чтобы жить грабежем и добычею. В прежние же времена, при общем мире между народами, даже некоторые знатные юноши стремились к этим местам, ненавидя спокойную жизнь, избегая праздности и бездействия, и желая упражняться в военных подвигах. Все подобного рода люди большую часть жизни проводят здесь на воде, в рыбной ловле и в разбоях, считают врагом всякого, от кого надеются получить больше добычи; но так как среди их все-таки численно преобладают христиане, то они питают особенную вражду к неверным (варварам) и в особенности к Татарам, и не раз оказывали усердное содействие Польским королям. Так как они занимают