Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький Страница 12

Четыре легиона на небольшой территории – это убедительно демонстрировало и значимость Мёзии для Рима, и важность тамошних рубежей, и грозящую из-за Истра опасность от иранского кочевого мира степного востока. По четыре легиона имели только три провинции: Верхняя и Нижняя Германии, где Рим имел самых, пожалуй, непримиримых соседей, а также Сирия, граничившая по Ефрату с могучей Парфией.

В таких вот местах проходил военную службу наш герой. Здесь, помимо личного опыта в столкновениях с сарматами, можно было многому поучиться у испытанных воинов, долгие годы проведших на этой опасной границе.

С середины восьмидесятых годов Мёзия стала подвергаться нападениям ещё одного врага. За нижнедунайскими степями (к северу от Дуная) располагалось в Карпатском регионе воинственное и незаурядно сильное царство северных фракийцев, западных родственников гетов – даков. В 85 году царём Дакии стал энергичный правитель Децебал. Что сулит Риму соседство такого правителя, он немедленно продемонстрировал, совершив жестокий набег за Дунай как раз на Мёзию. Попытка отомстить и проучить дерзкого варвара вторжением легионов в пределы его владений в 86 году позорно провалилась. Римляне были разбиты, командующий Корнелий Фуск погиб, целый легион (V легион Жаворонков) был уничтожен. Дакам достался «орёл» – знамя легиона, что было особо постыдным для римлян событием. К этим событиям мы еще вернёмся.

С такими врагами империи Риму вскоре предстояла большая война, и в ней Адриан и обретёт настоящий боевой опыт, став по её окончании настоящим полководцем. А пока он только осваивает по-настоящему свои трибунские обязанности и, как мы можем судить по дальнейшим событиям, делает это хорошо, что должно было импонировать его покровителю, в судьбе которого смерть Домициана сыграла переломную роль.

Поскольку Домициан не имел законного наследника, а сенат и не помышлял о сохранении династии Флавиев путём розыска каких-либо боковых родственников убитого принцепса, новым императором стал пожилой Марк Кокцей Нерва. Это был человек 64 лет, некогда близкий к Нерону, опальный при Домициане и весьма угодный сенату римского народа. Нерва немедленно принёс клятву не казнить по своей воле ни одного сенатора.

Но поддержка сената ещё не гарантировала новоявленному принцепсу благополучного правления. После гражданской войны 68–70 гг. всем было очевидно: император лишь тогда владыка Рима, когда у него есть полная поддержка войска. Потому Нерва стал искать достойного соратника среди военачальников, которого он мог бы объявить своим преемником. Поиск этот продолжался около года. И вот в сентябре 97 года Нерва, взойдя на Капитолий и совершив положенное в таких случаях воскурение в честь богов, торжественно объявил: «На доброе счастье сената, народа римского и меня самого усыновляю я Марка Ульпия Траяна»[88]. Эти слова коренным образом меняли статус самого Траяна и не могли не отразиться на будущем нашего героя, Публия Элия Адриана.

Столь выдающееся возвышение Траяна, несомненно, сулившее ему в недалёком будущем высшую власть, поскольку Нерва был и стар, и слаб здоровьем, немедленно внесло перемены и в жизнь нашего героя. Адриан был послан для поздравления Траяна от имени войск, стоящих в Нижней Мёзии. Выбор командования нижнедунайских легионов никак не мог быть случайным. Родственные связи Траяна секретом не были и отныне обретали особое значение: ближайший (пусть и не близкий) родственник соправителя империи и, в чём едва ли кто сомневался, будущего императора – человек с большим будущим.

Перемены для Адриана наступили немедленно. Из Нижней Мёзии он был переведён для продолжения военной службы в Верхнюю Германию, где наместником и командующим четырьмя легионами был Траян. Более того, дабы сделать приятное Траяну и порадовать его молодого родственника, Нерва произвёл Публия Элия Адриана из простого трибуна-ангустиклавия в старшего трибуна легиона – латиклавия, каковым в своё время был и замечательно себя в этом ранге проявил Марк Ульпий Траян, ныне второе лицо в Римской империи.

Как это свойственно во все времена всем молодым людям, внезапно получившим большое повышение по службе, да ещё и сулящее, возможно, совсем уж выдающееся будущее, Адриан бурно и продолжительно праздновал внезапно свалившийся на него жизненный успех. И здесь ему пришлось очень быстро столкнуться и с неприятными последствиями произшедшего. Муж его сестры Паулины Сервиан, также пребывавший на военной службе в Верхней Германии, совсем не обрадовался переменам в жизни Публия. Дружбы между родственниками не было. Сервиан был старше Адриана где-то лет на тридцать. Пожилого зятя, похоже, стала крепко раздражать прыткая молодость шурина, и он начал добросовестно собирать сведения о кутежах Адриана, его неразумных тратах, растущих долгах и прочих «порочащих его связях». Сведения эти он настойчиво передавал Траяну и сумел возбудить в нём неудовольствие двоюродным племянником. Среди недоброжелателей Адриана в окружении Траяна оказались также «воспитатели мальчиков, которых Траян очень любил»[89]. Неприязнь этих нежданных недругов могла объясняться ярко выраженным женолюбием Адриана, на каковое представительницы прекрасной половины человечества охотно отвечали молодому человеку взаимностью. Не случайно один из биографов Адриана метко сравнил его в молодости с Арамисом, славным своей галантностью и успехами у женщин героем трилогии Александра Дюма о мушкетёрах[90].

Заметив перемены в отношении к себе со стороны Траяна, Адриан не мог ими не обеспокоиться. И, что было типично для римлянина той эпохи, да и для многих и многих представителей иных народов в иные времена, прибег к помощи гадания. Гадание по тексту книг, обычно знаменитых, именовавшееся «клеромантией» – гадание по жребию – было широко распространено среди римлян, не исключая людей самого высокого образования, к каковым, как мы помним, заслуженно должно отнести нашего героя. Такое гадание пришло в Рим из Греции, где для него использовались тексты Гомера, Гесиода и иных знаменитых поэтов. У римлян в описываемое нами время чаще всего гадали по книгам Вергилия. Любопытно, что, спустя полтора тысячелетия, в эпоху Ренесанса, гадание по Вергилию станет страстью и у великих гуманистов Возрождения.

Адриан гадал по Энеиде Вергилия и получил следующее предсказание:

Кто это там, вдалеке, ветвями оливы увенчан,

Держит святыню в руках? Седины его узнаю я!

Римлян царь, укрепит он законами первыми город;

Бедной рожденный землей, из ничтожных он явится Курий,

Чтобы принять великую власть… Её передаст он…[91]

Если предсказание это было получено Адрианом ещё при жизни