Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий Страница 11

Текст в этой роскошно изданной и книге с 840 гравюрами минимален и состоит исключительно из пояснений к изображениям эмблем на восьми языках: русском, латинском, французском, итальянском, испанском, голландском, английском и немецком. Если не считать гравюру с изображением Петра на фронтисписе, оттиснутое под ним русское название книги, воспроизведение этого названия на латинском языке на титульном листе и русские пояснения к эмблемам, то она практически целиком воспроизводит два первых издания труда де Ла Фея89. На титульном листе инициатором публикации книги называется Петр I, здесь же приводится имя ее печатника, амстердамского издателя Хендрика Ветстейна (Hendrik Wetstein, 1649–1726).

Хотя эта русская версия сборника де Ла Фея уже давно известна российским историкам книги, геральдистам и искусствоведам, документов о его создании и появлении в России известно немного. Из этих документов следует, что напечатана она была тиражом не менее 800 экземпляров, 755 из которых не позднее середины 1706 года были доставлены в Посольский приказ, где и оставались забытыми целых тринадцать лет90.

Приведу теперь отрывок из письма де Ионга, который добавляет к истории этой книги новые детали:

Книга Фиоленатская, которая от покойного господина Кинциюса напечатать заказана, приведена уже оная в готовность, дабы на караблях к городу Архангельскому сослать. При сем для любопытности посылаю листок титл, каково<й> аз способствавать учинил, во уповании пребываю, что благо и приятно прочтено будет91.

О ком и о чем здесь идет речь? «Книга Фиоленатская», как нетрудно догадаться, это и есть «Символы и эмблемата» («фиоленатская» – производное от имени ее составителя Daniel de La Feuille ). «Покойный господин Кинциюс» – это умерший в 1703 году голландский купец Аврам (Абрахам) Михайлов Кинсиус (Кинсьюс, Кинтциус), доставлявший почту и посылки из Голландии в Россию92. Таким образом, из текста документа мы узнаем имена двух человек, причастных к изданию «Символов и емблемат»: Аврама Кинсиуса и Яна де Ионга. Причем последний непосредственно занимался отправкой книги в Россию.

Из содержания письма также выходит, что де Ионг каким-то образом участвовал и в составлении ее русского и/или латинского заглавий. Можно предположить, что образцовое латинское заглавие на титульном листе книги было составлено не им, а каким-то более ученым человеком по его заказу, а повторяющее его с ошибками русское, гравированное на фронтисписе книги, – это перевод самого де Ионга. Впрочем, вполне возможно, что ошибки на фронтисписе были допущены не де Ионгом, а гравером.

Как видим, в письме нет даже косвенного намека на причастность Копиевского и Тессинга к созданию «Символов и емблемат». Никаких упоминаний об этой книге нет и в письмах самого Копиевского. В связи с последним уместно задаться вопросом: мог ли этот чрезвычайно честолюбивый человек умолчать о своем участии в работе над таким роскошным изданием, напечатанным по личному распоряжению Петра?

Амстердамские издания в России

Не/популярность Обычно считается, что все (или почти все) книги Копиевского в том или ином количестве были доставлены в Россию, однако не получили здесь широкого распространения и, соответственно, не сыграли заметной роли в петровских образовательных реформах. Исследователи второй половины прошлого века иногда говорили, что сам Петр не был удовлетворен их тематикой и научным содержанием, а также далеким от совершенства русским языком. Некоторые также добавляли, что издание русских книг за рубежом вообще не могло увенчаться успехом93. Т. А. Быкова в целом разделяла эту точку зрения и приводила в ее поддержку два главных аргумента: малоизвестность амстердамских книг в России и их неудовлетворительное научное содержание94. Насколько убедительно выглядят эти аргументы сегодня?

Причиной малоизвестности изданий Копиевского – Тессинга исследовательница называет возможные потери части их тиражей при транспортировке в Архангельск. Поскольку никаких данных в подтверждение этой гипотезы она не приводит, то такое мнение выглядит не слишком убедительно. К тому же мои попытки найти хотя бы косвенные намеки на такие потери и в архивных документах о торговле голландских купцов в России, и в исторической литературе оказались безуспешными95. Что же касается неудовлетворительного содержания этих книг («научной легковесности» и «учебной неполноценности»), то при ближайшем рассмотрении эти суждения также оказываются спорными. В подтверждение их Т. А. Быкова приводит два основных довода. Первый – что «Руковедение во Аритметыку» сильно проигрывало в содержательном отношении «Арифметике» Магницкого96. Второй – что известный педагог петровского времени Эрнст Глюк указывал на многочисленные ошибки «Латинской грамматики»97. Безусловно, в обоих случаях речь действительно идет о недостатках. Однако вряд ли они могли стать причиной невостребованности этих книг в России. Как известно, основательный учебник Магницкого был напечатан лишь спустя четыре года после выхода амстердамской «Аритметыки», которая к тому же предназначалась для начального обучения. Оценить же достоинства или недостатки учебника латинской грамматики русские читатели в большинстве своем вообще не могли, поскольку раньше никаких латинских грамматик просто не видели. В отличие, необходимо добавить, от Эрнста Глюка, обучавшегося в Виттенбергском и Лейпцигском университетах.

Впоследствии к мнению о несущественной роли книг Копиевского – Тессинга в процессе становления научного знания в России историки добавили еще один аргумент: европейским знаниям препятствовали православная ортодоксия и общий традиционалистский характер русской культуры. По мнению Макса Окенфусса, эта характерная особенность российского общества и привела к провалу амстердамского издательского проекта Петра98. Однако такой вывод он основывал исключительно на суждениях отдельных церковных писателей, считая, что по их трудам можно судить о русской культуре петровского времени в целом. Между тем новые исследования убедительно показывают, что культура России петровского времени была далеко не однородной и что значительная часть российского общества конца XVII – начала XVIII века охотно принимала европейские научные знания. В частности, Даниэль Уо в качестве одного из примеров ее гетерогенности указал на ученые занятия хлыновского дьячка Семена Попова, «списавшего», кроме прочих, две книги Копиевского99. Об интересе русских людей к европейским научным знаниям свидетельствуют и многочисленные владельческие записи на печатных экземплярах амстердамских учебников, оставленные дворянами, чиновниками, священнослужителями, торговыми людьми, студентами100.

Наконец, еще одно основание для заключения о малоизвестности этих учебников в России основывается на сведениях библиографов XIX–XX веков. Прежде всего, на подсчетах количества их экземпляров в главных библиотеках СССР и на суждениях составителей старых каталогов русской старопечатной книги. Последние обычно добавляли к описаниям изданий Копиевского – Тессинга пометки вроде «книга чрезвычайно редкая», «встречается очень редко»,