Боль - Вера Холлинс Страница 7

Он вышел из дома и захлопнул за собой дверь, а я просто стояла там, не в силах успокоить свое прерывистое дыхание, пока чувства подавленности и смятения застилали все мое существо.

ГЛАВА 2

В понедельник утром я проснулась, чувствуя себя более подавленной, чем обычно. Я провела беспокойную ночь, слова Хейдена бесконечно повторялись в моей голове. Я злилась на себя, потому что чувствовала все эти противоположные эмоции и должна была напомнить себе, что я с Матео. Мне нравился Матео, и наши отношения много значили для меня. Я не могла вернуться к своей старой истории с Хейденом. Кроме того, его слова в субботу вечером были достаточно ясны.

Я оттолкнула Хейдена, поэтому он имел полное право злиться на меня. Он имел полное право забыть обо мне и жить дальше. Он чувствовал каждую эмоцию гораздо сильнее, чем я когда-либо смогу, и я могла только представить, как он был опустошен после того, как я отвергла его. Я не должна была быть такой эгоистичной. Его безразличие не должно было ранить меня.

Моя жизнь стала намного лучше в последнее время. У меня были друзья и парень, и моя жизнь в школе была не такой сложной, как раньше. Мои оценки были потрясающими, и мисс Клэр позволила мне работать над моим компьютерным проектом в моем собственном темпе, потому что я была ранена и провела довольно много времени в больнице. Все шло хорошо. Так почему же я была недовольна?

А потом был этот повторяющийся голос, говорящий «неправильно». Неправильно, неправильно, неправильно.

Эти яростные чувства были извращенными, но затягивающими — горячими и холодными, как Хейден, и мне нужно было отвлечься от них. Мысли о Матео помогли мне вспомнить, что у меня есть обещание мирного будущего. Я никогда не должна забывать, кем был Хейден. Он был моим врагом. Он утопил меня в своей ненависти, которая навсегда оставила шрамы. Он сделал со мной так много отвратительных вещей, что о будущем с ним не могло быть и речи.

Мне просто нужно было время. Мне нужно было больше времени, и эти чувства исчезнут. Они должны были исчезнуть.

Я спускалась вниз, когда запищал мой телефон. Я вытащила его из кармана и открыла сообщение Матео.

«Доброе утро, моя прелесть».

Улыбка тронула мои губы. Он желал мне доброго утра каждый день перед тем, как уйти в школу, и это стало нашей рутиной. Я постепенно привыкала к тому, что теперь каждый день отправляю сообщения людям, регулярно получая сообщения от Матео, Мелиссы и Джессики, и это было здорово. Я больше не была необщительной одиночкой и чудачкой.

Я ответила ему и пошла на кухню. Меня коснулся сигаретный дым, и я сморщила нос, сжимая лямку рюкзака. Моя мама сидела за нашим кухонным столом и читала свой любимый журнал сплетен, ее недокуренная сигарета висела между пальцами. Мой взгляд упал на пепельницу перед ней. Несколько свежих окурков уже усеивали ее блестящее черное дно.

— Доброе утро, — пробормотала я и открыла холодильник.

— Доброе утро, — вежливо ответила она.

Со вздохом я достала молоко из холодильника и налила хлопья и молоко в свою миску. Я села напротив нее, поставив рюкзак рядом со стулом, и рассматривала ее измученное, бледное лицо, пока я ела свой завтрак в тишине. У нее были мешки под зелеными глазами, в которых не было света, и она похудела, ее щеки стали костлявее. Она вообще что-нибудь ест?

— Ты завтракала? — Спросила я ее.

Она выпустила дым через нос.

— Нет.

— Почему нет?

— Я не голодна.

— Это не нормально, мам. Ты должна что-нибудь съесть. Если ты не ешь…

— Перестань читать нотации. Ты здесь не родитель. Я родитель. — Она тихо добавила — К сожалению, — и мое горло сжалось.

Мне не терпелось встать и уйти, потому что я больше не могла находиться с ней в одной комнате. Мне постоянно безжалостно напоминали, что она никогда не будет тем человеком, на которого я надеялась. У нее было свое бремя, которое не включало заботу о дочери.

Последние несколько недель она была в депрессии и мало разговаривала. Ее уволили из ресторана быстрого питания за то, что она работала пьяной, и она нашла новую работу в супермаркете. Она была этому совсем не рада, потому что она не ладила со своими новыми коллегами, а рабочая нагрузка была большой, поэтому она выпивала свой стресс и страдания почти каждый вечер в барах вокруг Энфилда.

Я взяла свой рюкзак и поставила миску в раковину.

— Я ухожу.

— Повеселись, — дала она мне тот же старый ответ, ее глаза были устремлены в журнал.

Я стояла и смотрела, как она тушит сигарету в пепельнице и выпускает дым изо рта, боль кружилась в моей груди.

Ты любишь меня мама?

Она подняла брови, увидев, что я смотрю на нее.

— Что? — Спросила она.

Ты когда-нибудь любила меня?

— Я что-то сделал не так? — Спросила я ее, боясь войти в эту пустынную территорию страданий, но отчаяние во мне подтолкнуло меня спросить. Мое сердце колотилось в груди, пока я ждала ее ответа, молча умоляя ее измениться, понять, что мне нужна мать. Мне нужна она.

Она пожала плечами.

— Почему ты вообще спрашиваешь?

Ты когда-нибудь считала меня своей дочерью?

— Забудь, — сказала я и ушла, давление сдавливало мою грудь. Я застегнула зимнюю куртку, быстро замерзая на морозном утреннем воздухе. Я ненавидела холодную погоду. Зима еще не началась, но температура уже была слишком низкой.

Я взглянула на дом Хейдена, и мое сердцебиение и предвкушение возросли. Я ожидала увидеть его, когда бы ни вышел из дома, но, как и в эти последние несколько недель, его нигде не было видно. Его машины не было на подъездной дорожке, и вполне возможно, что он даже не ночевал дома.

Отчаявшись спастись от холода, я бросилась к своей машине. Я завела двигатель и включила обогреватель. Сильная дрожь пробежала по всему телу.

Я могла умереть, когда Джош ударил меня ножом два месяца назад, но мои отношения с мамой не изменились. Они только ухудшились. Она так погрузилась в свою депрессию, что я не могла вспомнить, когда в последний раз видела ее улыбку. Она редко разговаривала со мной, а когда говорила, то только о деньгах. Она никогда не