Я не искала любовь (ЛП) - Джусти Амабиле Страница 7

Мои веки всё ещё опущены, когда я чувствую пальцы Арона на своём запястье. Я открываю глаза и встречаюсь с его неожиданно тревожным взглядом. Он ослабляет хватку и делает пару шагов назад.

— Я не хотел вас обидеть, — говорит он. — Присаживайтесь.

Я сажусь, но не для того, чтобы послушаться его, а потому что у меня нет сил. Со мной такое часто случается: сильные эмоции выматывают меня больше, чем реальная физическая усталость. Я опускаюсь в кресло с ощущением, что вместо ног у меня склизкий рыбий хвост. И у меня такое чувство, что я вот-вот поскользнусь на полу.

Однако я не поскальзываюсь. Арон Ричмонд снова сжимает мое запястье, поднимает меня, как перышко, которым я и являюсь, и указывает мне на более удобное место в одной из двух вершин овального стола. Когда его пальцы касаются моей кожи, сердце пускается в бешеный галоп. Я отдергиваю руку, пугаясь мысли, что он может почувствовать мой учащённый пульс.

— Присаживайтесь сюда. Чем раньше вы перестанете выглядеть так, будто вот-вот сломаетесь, тем быстрее мы завершим эту неприятную встречу.

На несколько минут мы погружаемся в тишину. Моё сердце бьётся в горле, когда я сажусь в президентское кресло.

— Хорошо, теперь расскажи мне, что произошло, — внезапно просит он.

— Вы мне верите?

— На самом деле, если бы вы хотели придумать историю, то выбрали более крутую личность, — комментирует он. Арон как-то странно серьёзен, не похож на себя прежнего, лишён вызывающей злобы, почти мрачен. — Когда это произошло и что случилось. Как вы познакомились с Джеймсом Андерсоном?

— Компания, в которой я работаю, проводит уборку и в Anderson & Anderson до открытия офисов.

— Я исключаю, что Джеймс решит встать пораньше, чтобы пойти на работу. На рассвете, скорее, он возвращается после одной из своих бурных ночей. Я до сих пор не понимаю, как вы могли встретиться.

— Однажды рано утром я застала Джеймса Андерсона в кабинете брата; его рвало в вазу. Он был явно пьян. В тот… в тот раз он ничего мне не сделал. Просто глупые авансы, но я опрокинула на его голову ту самую вазу, в которую его стошнило, и он пошёл в ванную, дав мне время убежать.

— Есть идеи, что он там делал?

— Я не знаю, но он злился на свою семью. Пока его рвало, он сбивчиво бормотал что-то, говорил, что они разрушили его жизнь, сделали его несчастным, и ещё кучу не самых приятных слов о каждом из них. У меня было ощущение, что он хочет перевернуть вверх дном офис своего брата, а потом и отца, и вдруг он спросил меня, есть ли у меня динамит, чтобы всё это взорвать. От него воняло алкоголем. Я признаю… Сначала я почувствовала… Мне было немного жаль его.

— Вы его поощряли? Мне нужно знать, на случай, если Джеймс будет возражать, утверждая, что это вы пытались соблазнить его.

— Я должна быть безумной и гораздо более отчаянной, чем я есть, чтобы пытаться соблазнить пьяного мужчину, от которого пахнет рвотой. Даже будь он таким же красивым, как вы, я бы никогда не сделала такого!

Понимаю слишком поздно, — я сказала ему, что он красив. Я моргаю, потрясённая собственной смелостью. К счастью, Арон, похоже, не заметил упоминания, или, во всяком случае, не хочет зацикливаться на моей шутке: кто знает, сколько женщин постоянно говорят ему это, кто знает, сколько комплиментов он получает по поводу своей внешности. Мой слишком искренний комментарий должен показаться ему совершенно незначительным.

— Продолжайте, — просто говорит он.

— Мне было жаль его, вот и всё. Я… я знаю, каково это, когда тебя не ценят в семье. Полагаю, я… Я испытала некоторое сочувствие. Так что, думаю, я сказала ему несколько приятных вещей. К сожалению, из-за моей доброты он подумал, что я пытаюсь привлечь его внимание, и попросил меня….. чтобы… — Я краснею, как идиотка, и чувствую себя идиоткой, пока ищу не слишком вульгарный синоним для «отсосать». — Чтобы заняться с ним оральным сексом, — заключаю я, сжимая шляпу, а сердце, кажется, вот-вот пронзит грудь.

— И вот тут-то Джеймсу в голову попала его собственная рвота, — рассуждает Арон. Неожиданно он не делает никаких странных двусмысленных комментариев. Выражение его лица остаётся бесстрастным, как у величественной статуи.

— В точку.

— Что произошло дальше?

— Он вернулся на следующее утро. Я убиралась, а он… следовал за мной повсюду, куда бы я ни пошла, и не давал мне выйти из кабинета, чтобы присоединиться к коллеге на другом конце офиса. Он сделал несколько… несколько замечаний по поводу моей внешности. Но к этому я уже привыкла. Все это делают, вы все это делаете. Потом он сказал мне, что… он хотел бы узнать, каково это… заняться сексом… с не очень красивой девушкой, — На самом деле Джеймс так не говорил, он сказал: «вставить в пи*ду толчка», но я не могу заставить себя повторить эти слова в присутствии Арона Ричмонда. — Потом пришла моя коллега, и он ушёл.

— Вы рассказали ей?

— Я… нет… — признаюсь я.

— Вы поступили неправильно, она была бы полезным свидетелем. И что потом?

Несколько дней Джеймс не появлялся. Однажды утром, когда я уже собиралась уходить, закончив работу, до открытия офисов, он появился снова. Думаю, он снова пил, но не так много, как в первый раз. Он был вполне вменяем. Джеймс сказал, что, хоть я и ходячий ужас, всё, о чём он может думать, это я, он хочет… — Его точные слова были: «У меня постоянный стояк из-за тебя, маленькая бродяжка, я всё время мечтаю тебя трахнуть». — Причинить мне боль, вот.

— Он отпустил вас?

— На этот раз да, потому что снова услышал приближающиеся шаги моей коллеги.

— Когда была совершена попытка изнасилования?

— Месяц спустя. Я не работала там несколько дней, приходила только сюда. Ничего… здесь со мной никогда не случалось ничего плохого.

— В Richmond & Richmond мы не занимаемся сексуальными домогательствами к молодым девушкам. Что произошло через месяц?

— Я снова убиралась в Anderson & Anderson. Знаю, что вы собираетесь спросить: какого чёрта я не отказалась работать там?

Арон смотрит на меня пронзительным взглядом профессионала, который, тем не менее вызывает у меня тупую боль в груди.

— То, что могу сказать я — неважно, — холодно уточняет он. — Гораздо большее значение будет иметь то, что скажут адвокаты Джеймса. А они скажут, что вам понравилась идея «ухаживаний» со стороны сына босса. Они скажут, что такая бедная, непривлекательная девушка, как вы, воспользовалась предоставленной ей возможностью. Заверят, что вы принимали его ухаживания с намерением получить выгоду, но когда поняли, что Джеймс ничего вам не даст, решили заявить на него.

— Он не ухаживал за мной! — огрызаюсь я, покраснев от гнева. — Он приказал сделать ему минет, толкнул меня к стене и просунул руку мне между ног! Это не ухаживание! Если для вас это так, то у вас больное представление об ухаживании!

Я уже собираюсь встать, с твёрдым намерением послать всё к чертям, но Арон Ричмонд останавливает меня, ничего не делая, простым жестом и взглядом, более недовольным, чем мой.

— Я не говорил, что для меня это так, только то, что так будут утверждать адвокаты с его стороны. Чего вы ожидаете? Чтобы они заявляли, что счастливы быть опозоренными, потому что их малыш не может удержать достоинство в штанах? Они сделают всё, чтобы обвинить вас и выставить лгуньей. Понимаете ли вы, что, кроме ваших слов, нет никаких доказательств насилия, которому вы подверглись? Джеймс проникал в вас?

Его прямой вопрос, лишённый акцента, словно он спрашивал, какая погода была в тот день, заставляет меня дрожать.

— Н… нет, — бормочу я, всё больше смущаясь.

— Что помешало изнасилованию?

Я нервно наматываю прядь волос, кусаю губы и проглатываю миллион пустых глотков.

— Вы должны сказать мне… Кстати, я не знаю вашего имени.

— Джейн.

— Итак, Джейн, мне нужно знать, что предотвратило насилие. Возможно, вы предпочитаете написать это для меня, если не можете произнести вслух?

— Нет, конечно, нет. Я не ребёнок.