Эйлин Гудж - Тропою тайн Страница 67

Впрочем, на самом деле на земле не нашлось бы места, где она чувствовала бы себя как дома. «Дом там, где сердце». Эта поговорка постоянно всплывала у Элли в голове. Но если так, значит, у нее вовсе нет дома. Потому что всей душой она стремилась быть рядом с Полом, чья дверь оставалась закрытой, и с ребенком, о котором Элли тщетно мечтала.

Она невольно сжала кулаки. Почему не звонит Скайлер Саттон? Прошло уже четыре месяца, а от нее ни слуху ни духу. Элли твердила себе, что нелепо надеяться. Эта девушка наверняка давно уже выбрала кого-то другого — скорее всего милую, любящую супружескую пару, которая ни в чем не откажет ее ребенку. И все-таки…

Элли не забыла почти физического ощущения связи между ними, будто сама судьба предназначила им стать участниками этой драмы. День благодарения давно прошел, приближалось Рождество, а Элли никак не удавалось отделаться от поразительного впечатления, произведенного на нее Скайлер.

Сегодня вечером, в сочельник, Элли навестила Джорджину, как делала это последние восемь лет. Нынешнее Рождество отличалось лишь тем, что Элли предстояло провести его в одиночестве. Прежде она представляла себе Рождество так: улыбающийся Пол, елка, их малыш, неуклюже разворачивающий подарок… Ее печаль усилилась, стала такой же невыносимой, как в первые несколько зим после исчезновения Бетани.

Она надеялась, что Джорджина утешит ее, даст совет, разберется в эмоциях, захлестывающих Элли. Она понимала, что панацеи не существует и ответы на свои вопросы надо искать в себе. В конце концов, она психолог, притом неплохой. Но порой, проглатывая подкативший к горлу ком, Элли сознавала, что главное — не ответы на вопросы, а теплое плечо, на которое можно преклонить усталую голову, голос, прогоняющий душевную боль.

— Какой в этом смысл? — с горечью возразила Элли. — Разговоры мне не помогут.

Джорджина заправила серебристую прядь волос под неопрятный пучок на затылке и вздохнула:

— Пожалуй, но ведь можно попытаться. Дорогая, мне больно видеть тебя несчастной.

— Лучшее лекарство от моей болезни — муж и ребенок. — Элли сняла свой кардиган со спинки дивана.

— Иногда полумеры лучше, чем ничего, — не уступала Джорджина.

— По-твоему, мне следует прекратить надеяться? — раздраженно спросила Элли.

— Зачем рассматривать такой поступок как капитуляцию? — Джорджина пожала плечами. — Тебе никогда не приходила в голову страшная мысль: ты так упорно стремишься к одной цели, что не замечаешь ничего вокруг и отказываешься от простых житейских радостей?

В подобных утешениях Элли не нуждалась.

— Если простые житейские радости — это бесконечный медовый месяц, где нет никого, кроме меня и мужа, тогда я действительно что-то упустила.

— Дорогая, ни за что не поверю, что ты считаешь, будто Пол жаждет только сохранить земной рай супружества. Ты сама знаешь, что это не так, и оказываешь себе медвежью услугу, пренебрегая шансом, которым давным-давно пора было бы воспользоваться.

— Каким еще шансом?

— Шансом стать счастливой без ребенка.

— Почему ты решила, что я пренебрегаю этим шансом?

— Бегство от счастья зачастую становится одним из видов наказания.

— По-твоему, я наказываю себя? Думаешь, я до сих пор не простила себе того, что случилось с Бетани? Возможно. Но если ты права, значит, мне уже ничто не поможет.

— Даже другой ребенок? — В глазах Джорджины появился лукавый блеск; они засветились такой любовью и заботой, что Элли едва сдержала слезы.

— Не знаю, — честно ответила она. — Мне известно лишь одно: искать ответ на этот вопрос я не перестану никогда.

— Ну что ж… будь по-твоему. — Джорджина, никогда не настаивавшая на своем, улыбнулась, давая понять, что разговор закончен. Поднявшись, она подошла к высокому шкафу, где держала графины с кларетом и портвейном и кое-какую выпечку. — А теперь попробуй фруктовый кекс моей соседки и выпей кларета. Они сочетаются на редкость удачно — только никому не проговорись. Летиции нравится видеть, как изумляются люди, уверенные, что им предлагают нечто несъедобное.

Элли взяла из рук подруги бумажную салфетку с ломтиком кекса.

— Если ты решила откормить меня, предупреждаю сразу: бесполезно. Я уже пыталась пополнеть. Но несмотря на все усилия, так и не прибавила в весе.

— Наверное, ты ешь слишком мало. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, какие у тебя планы на завтрашний вечер? Только не говори мне, что намерена провести Рождество в одиночестве.

— Меня приглашали Бродские, но, по-моему, только потому, что Глории вздумалось познакомить меня со своим вдовым деверем. — Элли тяжело вздохнула. — А я сказала, что у меня другие планы. К тому же я не собираюсь никого посвящать в подробности своих отношений с Полом. Никто уже не верит, что мы расстались не навсегда. Статус женщины, временно расставшейся с мужем, имеет свои неудобства: через девять месяцев надо либо наладить отношения с прежним супругом, либо объяснить всем и каждому, что ты готова знакомиться налево и направо.

— Тогда решено. — Джорджина разлила кларет в бокалы на тонких ножках. — Ты придешь ко мне. Знакомясь с одинокими мужчинами, я обычно приберегаю их для себя, так что на этот счет не беспокойся. И потом, ты уже не виделась с моей дочерью… Сколько же вы не виделись? Чуть ли не десять лет. А еще, как тебе известно, кухарка из меня никудышная и мне не помешала бы помощь. Отказа я не приму.

Элли знала, что сопротивление бесполезно. Джорджина права. Одиночество в канун Рождества слишком угнетает. А Пол решил провести праздники у родителей в Сэг-Харбор. При этой мысли у Элли упало сердце. Бедные Джон и Сьюзан! Они так тяжело перенесли ее расставание с Полом. С первого дня знакомства с родителями Пола — в морозный ветреный январский день, когда по дороге Элли окоченела, ее встретили радушно, обняли за плечи, усадили на мягкий диван перед пылающим камином, а отец Пола начал растирать ей руки широкими мозолистыми ладонями — Элли не сомневалась в том, что великая ошибка наконец-то исправлена. В Джоне и Сьюзан она нашла родителей, иметь которых ей было суждено с рождения.

А теперь у нее отняли даже родных.

Положив салфетку с недоеденным кексом на крышку пароходного рундука, служившего журнальным столиком, Элли поднялась и снова подошла к окну. Как и предсказывали, выпало уже четыре дюйма снега, и, судя по всему, снегопад грозил затянуться на всю ночь. В белесой зимней темноте, рассеиваемой лучами уличных фонарей, Элли увидела закутанного в пальто мужчину, бредущего по протоптанной в снегу тропинке. Это напомнило Элли другой сочельник, тот вечер, когда она стояла возле церкви Святого Иоанна, завороженная библейской сценой в застекленной витрине, откуда, по-видимому, украли статуэтку младенца Иисуса в натуральную величину. Пар клубился, вылетая из ее рта, на щеках замерзали слезы.