Мой проклятый Марс - Ксана М Страница 62

писать о подобном в мессенджер. Беру свою тетрадку, ручку из ящика и царапаю в ней несколько строчек. Не хочу оставлять Рида без объяснений. Не хочу, чтобы он решил, что ничего для меня не значил. Потому что он значил и до сих пор значит целый мир. Не упоминаю ни про папино увольнение, ни про разговор с Сайрусом, лишь благодарю за прекрасные дни и ночи, которые мы провели вместе, за эмоции, которые он мне подарил, за искренность, заботу и… спотыкаюсь, понимая, что что бы ни написала, все будет не тем. Каждое слово будет звучать безразлично, безжалостно, жестоко…

Порчу один листок за другим, сминая и выбрасывая каждый в урну, думая о том, что, возможно, если бы мы встретились в другой жизни, все было бы совершенно по-другому. Возможно, тогда мы встретились бы навсегда?

Усмехаюсь и хлюпаю носом. Возможно. Такое обнадеживающее и в то же время непредсказуемое слово. Никто не знает, как было бы в другой жизни, потому что нам может быть просто не суждено быть вместе ни в какой из них. Так бывает. И трагические истории любви случаются намного чаще счастливых. Разве недостаточно подтверждений этому в литературе? Ромео и Джульетта, Хитклифф и Кэтрин, Ральф и Мэгги…[12]

Выдираю еще один листок из тетрадки, зная, что ни одно объяснение на свете не способно описать того, что творится у меня внутри. Потому что ни одно объяснение на свете не способно передать боль, с которой из груди голыми руками вырывают сердце.

Марс

Не слышу ничего из того, что пытается донести до меня Дейтон после того, как он сообщает, что моя девочка уезжает. Прямо сейчас. Практически в этот гребаный момент. И я должен сразу сорваться к ней, не раздумывая, но вместо этого жду, пока всю эту хрень переварит мой походу сильно травмированный мозг.

Это все сотрясение. Определенно.

– Я пытался ее остановить. Но она ведь упертая, как стадо буйволов, Рид. Ты влюбился в девчонку, которая даже меня в твердолобости уделает, а я, между прочим, в ней чертов профессионал. – Мой друг не шутит, несмотря на манеру. Серьезен, как никогда.

А до меня только в этот момент доходит, что слишком много времени теряю здесь. Хотя должен сейчас быть в совершенно другом месте.

– Ты на машине? – спрашиваю, зная, что Метьюз по глазам моим видит – я все для себя решил. И меня ничем сейчас ни бульдозером, ни сотней испуганных, мчащихся через прерию слонов, не остановить. Но он и не пытается. Лишь уточняет, что в таком состоянии не пустит меня за руль. Не спорю, потому что все еще немного ведет, а эффект от обезболивающих лупит по оголенным, как провод, нервам.

Чтобы вырваться из цепких лап Стайлза, у которого и так терпение в связи с последними событиями висит на долбанном волоске, приходится попотеть. Новость о моей гонке с Саймоном очень быстро облетает интернет. Приплюсуйте к этому нашу недавнюю драку в клубе и сорванный концерт – и коктейль Молотова, готовый расхерачить все вокруг на сотни тысяч километров, состряпан. Так что вот уже несколько часов я слушаю о том, что не только моя карьера, но и карьера каждого «Волка» в группе балансирует на опасной грани и что именно сейчас перед нами (хотя, скорее передо мной) маячит очевидный выбор – либо выбросить из головы всю, как микроб, размножающуюся там дурь, либо забыть на хрен обо всех профессиональных планах и вернуться к той жизни, которую я вел до. И я понимал, что Эггзи вправе злиться. И что, наверное, будет лучше, если я оставлю «Волков», дав парням шанс расти и развиваться, идти к своей цели, которая стала желаннее, превратившись из шутки во что-то путное. Раз я не в состоянии контролировать долбаного мудака внутри себя. Но это после…

Сначала я остановлю девушку, которую люблю, помешав ей уехать без оснований и каких-либо причин. Причин, которых, уверен, нет. Не тех, с которыми нельзя разобраться.

В машине пытаюсь дозвониться до Терезы с мобильного Дейтона, потому что мой после вчерашнего безнадежно разбит. По этой же причине Метьюз теряет драгоценное время, когда едет на студию к Стайлзу вместо того, чтобы просто мне позвонить. Если бы не это, я бы уже давно барабанил в дверь дома Митчеллов и, если бы пришлось, на коленях умолял бы Оуэна Митчелла не увозить Терезу.

– Попробуй набрать Скайлер.

Так и делаю.

Не ожидаю, но через два коротких гудка Янг снимает трубку.

Ей нельзя говорить со мной. Нельзя рассказывать мне правду. Но это и не нужно. Я и так знаю, что во всем случившемся виновен отец. Я мог бы догадаться, что он выкинет нечто подобное. Что захочет надавить на Терри, запугать ее. И что справится с успехом, уволив Оуэна Митчелла, накрутив Кайли и ее семью. Его навязчивая идея организовать наш брак ради бизнеса переходила грань. Я не знал, как еще объяснить ему, что не хочу этой связи. Ни ради компании, ни ради него самого. Что родство с семьей Куинн для меня не равно статус. Что он в принципе для меня не важен. Что я другого хочу. Такого маленького чуда с чистыми, как море, глазами, в которых нашел свое истинное счастье. Потому что вся моя жизнь – в Ней. И если Терезы не будет рядом, мне ничего в этом мире не нужно.

– Они еще в Озе, – говорю Дейтону, когда мне удается разговорить Скайлер.

На самом деле достаточно ее тихого «да», которое получаю в ответ. Это значит, что у меня еще есть время. Есть шанс. И я все сделаю, чтобы ни то, ни другое не упустить.

Повезло, что у Дейтона спорткар. И что он чувствует и тачку, и дорогу. С ним не страшно выжать и все триста, особенно, если по пустой и ровной дороге. Он так лихо обгоняет другие машины, будто с рождения в седле.

– Успеем, – ручается.

А мне этого не нужно. Я и так знаю, что могу на него положиться. Что он все для этого сделает – и возможное, и нет. Что он – лучший друг, лучший вокалист и лучший игрок в монополию, которого я знаю. По нему не скажешь, но, черт, придурок мог бы заработать на этой настолке миллионы.

– Дейт.

– Вижу.

Реагируем одновременно оба. Потому что из ворот выезжает желтый минивэн с помятым крылом и потертым бампером, которому Метьюз моментально преграждает дорогу. Убер тормозит. Мистер Митчелл вскидывает голову. А я уже несусь на всех парах к такси и, заметив испуганные, но любимые глаза Терезы, открываю