Когда мы встретились - Шей Шталь Страница 56

— Давайте не будем говорить об этом вашему папе.

Они хихикают, но знаете, ни черта мне не обещают. У меня такое чувство, что это первое, что они расскажут Бэррону, когда он вернется домой.

Когда солнце начинает склоняться к горизонту, а небо полно розовых, пурпурных и оранжевых оттенков, которые отражаются на морозной снежной земле, я ставлю наши тарелки в раковину и мою их. Я думаю о Бэрроне. Это не первый раз, когда вспоминаю о нем сегодня. Я одета в его футболку, но впервые у меня в груди такое ноющее чувство, что жизнь с Бэрроном может быть прекрасной. Я составляю в голове план, которого на самом деле не существует. Что-то вроде того, когда я думала, что Прекрасный Принц спасет меня. Только оказалось, что он пошел налево и трахнул мою маму.

Смотрю на закат, и мне кажется, что этот план действительно может сработать. Я представляю каждую деталь так четко и легко. Я могу остаться, и это может быть моя жизнь, правда? Это может быть хихиканье моих детей, которых слышно по всему дому. И Бэррон может быть моим мужем, который работает на ранчо, и скоро вернется домой в куртке марки Carhartt, чтобы заявить на меня свои права, и его щетина будет щекотать мою нежную шею. Я могла бы быть беременна его ребенком и жить на юге, как всегда мечтала.

Но ничего из этого не случится, потому что это всего лишь мечта. Этого никогда не произойдет, когда Бэррон узнает, что я знакома с Тарой.

Ко мне подходит Сев, и дате мне ложку, кастрюлю и что-то похожее на молочный зуб. Я не уверена, что это именно, но выглядит жутко.

— Включи эту штуку, — требует Сев, показывая на плиту.

Выгибаю бровь и поворачиваюсь к ней лицом.

— Зачем? — осмеливаюсь спросить.

— Я буду делать маму.

— Кого?

— Маму, — невозмутимо отвечает Сев, все еще смотря на меня своим пристальным взглядом. Затем малышка лязгает ложкой о кастрюлю. — Мне нужно молоко и голубые блестки.

— Зачем тебе голубые блестки?

— Мамины глаза долЗны быть голубыми, как и мои.

Я расплываюсь в улыбке.

— А какого цвета у нее будут волосы? — Прошу, не говори «белокурые», как у твоей мамы.

Сев разглядывает мои волосы, а затем тянется к ним. Я не уверена, что она собирается делать, хочет вырвать мой волосок или что.

— Вот этот цвет.

— Золотисто-каштановый?

Сев кивает. Мое сердце тает.

— Ты хочешь, чтобы твоя мама была похожа на меня?

Еще один кивок. И на её лице появляется широкая улыбка.

Обнимаю малышку одной рукой.

— Что ж, посмотрим, что мы можем сделать.

У плиты я замечаю, что Сев все еще чешется, а крапивница, которая была у нее на щеке, теперь появилась и на веках.

— Твои пятна все еще чешутся?

— Нет. — Только она их чешет и явно раздражена тем, что это чувство не проходит.

— Зачем ты делаешь маму? — спрашиваю я, наливая молоко, а Кэмдин передает мне голубые блестки.

Кэмдин смотрит на меня, не отводя глаз.

— Мы хотим маму на Рождество.

И мое сердце просто разрывается на части.

— Мы попросили маму у Санты, — продолжает Кэмдин. — Надеюсь, он приведет ее к нам.

— Почему вы так сильно хотите маму? — Чувствую себя идиоткой, когда задаю этот вопрос.

— У нас её нет. — Кэмдин пожимает плечами. — А у тебя есть мама?

Боль пронзает мою грудь.

— Да, но она не очень хорошая.

— Почему? — спрашивает Сев, продолжая чесаться. Теперь она задрала футболку, и чешет свой живот.

Моя мать трахнула моего парня, но я этого не говорю.

— Иногда мамы не такие хорошие, как хотелось бы.

Сев пристально смотрит на кастрюлю с молоком и голубыми блестками.

— Наша мама будет красивой.

Я таращусь на кастрюлю.

— Конечно. Что нам дальше делать?

Сев глубоко вздыхает и размахивает рукой, держа ложку над кастрюлей.

— ГоЛшочек ваЛи, мамочку нам подари!

Мне нравится, что Сев говорит «горшочек вари» вместо выдуманных слов, типа абракадабра.

— Я не думаю, что это сработает. — Кэмдин слезает со стула, который она сама ранее пододвинула к плите. — Можно мне горячего шоколада?

— Конечно.

Девочки показывают мне, где хранится горячий шоколад, и пока они наслаждаются вкусным напитком, я замечаю, что Бэррон подъезжает к дому на своем грузовике. Мое сердце трепещет в груди и не может вернуть свой ровный ритм. Дерьмо. Я все еще одета в его рубашку. Я совсем забыла о своей одежде в стиральной машине.

Через несколько минут Бэррон входит в дом, топает ногами по коврику, стряхивая снег с ботинок, на его щеках румянец, его джинсы промокли, и он похож на Ноя из фильма «Дневник памяти», когда главные герои попали под дождь. Бум. Заявляю официально. Я влюбилась в Техас.

Бэррон улыбается мне, снимает свою вязаную шапочку и кладет ее на кухонный стол. Его взгляд медленно скользит по моим голым ногам. Что ж, тайное рано или поздно