Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова Страница 52

Смолин выбирается наружу, цепляясь за карниз. Находит ногами опору и потихоньку спускается. Я буквально ложусь животом на подоконник, глядя вниз и испуганно шепчу:

— Стас, пожалуйста, не делай этого! Я боюсь за тебя!

Он поднимает ко мне лицо. Смотрит прямо в глаза, так выразительно, так пылко, словно я не простое человеческое беспокойство проявила, а призналась ему в личной симпатии. Но от его красноречивого взгляда я смущаюсь.

— Не бойся, Гордеева. Все будет хорошо.

— У тебя же такие травмы были! Тебе беречься надо.

— На пенсии поберегусь, — улыбается он.

Безумец!

Не дыша, с ужасом слежу, как он повис, а затем начинает переставлять по решетке руки ниже и ниже. И только когда спрыгивает на землю, выдыхаю.

44. Женя

— Ну всё, давай, Гордеева! — негромко, но отчетливо говорит Смолин, махнув рукой.

Сует руки в карманы и идет вдоль здания, скрываясь в тени. Только белая рубашка его выдает. Я смотрю, как он удаляется, как заворачивает за угол, как полностью исчезает из вида.

Он просто ушел и всё…

Меня вдруг охватывает разочарование. Или обида? Говорю себе: а чего я, собственно, ждала? Что Смолин кинется меня выручать? После того, как я опозорила его драгоценную сестру? После того, как Дэн страшно избил его и унизил? Глупо было даже думать о таком. Другой бы еще позлорадствовал, а этот просто ушел. Но все равно так обидно, прямо плакать хочется.

Распускаться я себе, конечно, не даю. Глушу ненужные эмоции и заставляю себя думать о вещах поважнее. Например, как мне теперь отсюда выбираться? Тоже через окно? Но я-то точно не Бэтман. Сорвусь обязательно. Или, может, всё не так страшно?

Я снова ложусь животом на подоконник и высовываюсь наружу. Меня тут же обдает ледяным ветром. Он завывает, свистит в ушах, пронизывает насквозь как иглами.

Черт, холодно-то как! И минуты не прошло, а у меня уже зуб на зуб не попадает.

Свесив голову, пытаюсь прикинуть, насколько опасен и труден будет путь на землю. И ясно понимаю, что подобный подвиг мне не по плечу. По-моему, у меня даже роста не хватит, чтобы, повиснув на карнизе, достать ногами до решетки.

Остаться здесь на всю ночь и быть пойманной утром как какой-то воришка-неудачник — так себе, конечно, перспектива. Впрочем, тогда я доделаю начатое. Раз уж все равно попадусь, так хотя бы, может быть, получу то, за чем сюда пришла. А если это удастся, то плевать на всё остальное.

И тут вдруг слышу, как щелкает замок и отворяется дверь.

Темноту директорского кабинета теперь слегка рассеивает желтый свет из приемной.

— Гордеева! — восклицает с порога Смолин. — Ты что творишь? С ума сошла? Быстро слезь с окна, ненормальная!

Я, опешив от его внезапного появления, спрыгиваю с подоконника. Смолин быстро подходит к окну и закрывает створку. Потом поворачивается ко мне и окидывает ошалевшим взглядом.

— Гордеева, ты совсем умом тронулась? Куда ты полезла? Шею свернуть захотела? — возбужденно выпаливает Смолин, едва не кричит на меня.

— Я думала, ты ушел, — сдерживая улыбку, говорю я.

Хоть он и грубо покрикивает на меня, но я, неожиданно для самой себя, очень обрадовалась, что Смолин за мной вернулся. Такое на душе облегчение…

— Уйдешь тут с тобой, — хмурится он. — Нет, ну надо же быть такой дурой! Как тебе это только в голову пришло?

— Ну тебе же пришло.

Он бросает на меня снисходительно-высокомерный взгляд, мол, ты уж меня с собой не сравнивай, кто ты, а кто я. Но ворчать прекращает.

— Всё, идём отсюда скорее, пока там бедный Валера инфаркт не словил. Еле выпросил у него ключи.

Мы вместе выходим из кабинета. Смолин запирает его на ключ, а затем и приемную, перед уходом везде выключив свет. Спускаемся в фойе — там нас ждет молодой охранник, и он действительно явно нервничает.

— Там все в порядке? Вы там ничего не натворили? Не разбили, не наследили? Всё закрыли? Свет не горит? — обеспокоенно частит он, забирая у Смолина ключи. — Проблем, надеюсь, никаких не будет? Стас, сам понимаешь, если что не так, меня отсюда пинком под зад…

— Успокойся, Валер, все закрыли, все в порядке, — заверяет его Смолин.

— А у меня еще сумка осталась в аудитории, — подаю я голос. И оба смотрят на меня с таким выражением, что хочется сквозь землю провалиться.

— В какой аудитории? — раздраженно спрашивает Смолин.

— Я на литературе оставила вещи…

— Валер, пустишь? Мы быстро, — просит он охранника.

Тот, всем видом показывая, как сильно ему этого не хочется, помедлив, все же достает ключ и передает его Стасу.

— У вас две минуты, — сердито говорит он.

Мы чуть ли не бегом поднимаемся опять на второй этаж. Смолин меня запускает, но на своем месте я сумку не нахожу.

— Ее тут нет… но я точно помню, что здесь ее оставляла, — говорю ему.

— Ну, убрали куда-нибудь. После нас тут же еще уроки были. Ищи быстрее.

Он прав — нахожу свои вещи на подоконнике. Хватаю и выскакиваю из аудитории.

— А куртка? — вспоминаю я. На улице совсем не лето.

— Без куртки придется. От гардероба у Валеры нет ключа. Я уже спрашивал. Да нам только до парковки добежать, а там я тебя довезу до самого подъезда.

Едва мы выходим на крыльцо, охранник с грохотом запирает за нами двери. И мы со Смолиным припускаем со всех ног к его машине. Но я все равно успеваю продрогнуть до костей. Холод стоит собачий! Даже снег немного пробрасывает.

Никогда прежде я не заскакивала в машину с таким нетерпением, как сейчас.

— Замерзла? — спрашивает Смолин.

Я даже ответить не могу и просто киваю, хотя это и так очевидно. Сижу, обхватив себя руками, трясусь как в лихорадке и выстукиваю зубами чечетку.

— Сейчас согреешься.

Смолин включает печку, и постепенно становится тепло, даже жарко.

— Стас, — обращаюсь к нему, как только снова могу нормально говорить. — Спасибо тебе огромное.

Губы его, дрогнув, поджимаются. Вижу, что он пытается сдержать улыбку. И ему это почти удается. Он даже отвечает с напускным равнодушием:

— Было бы за что.

— А по камерам не увидят… ну, что ты из окна вылез? Что мы к директору заходили?

— Записи смотрят, только если что-то случается. Ну и в реальном времени за нами палил только Валера.

— А почему он тебе на звонок не отвечал?

— Да просто от… в туалет ходил. Не переживай, Гордеева, никто не узнает про наши приключения.

Едет Смолин в этот