Ольга Дрёмова - Столичная штучка Страница 51

— Подумаешь, тесть — некуда присесть! — ехидно отозвался Артем. Поднеся часы поближе к лицу, он присмотрелся к циферблату, подсвеченному зеленоватым огоньком. — Пяти часов не прошло, как его в звании повысили, а он уже дедовщину развел.

— Смотри у меня, — пригрозил Дмитрий, — будешь со мной так неуважительно разговаривать, я теще расскажу, как ты на нее спорил, она тебя быстро к ногтю прижмет.

— Зачем же семейные отношения начинать с такого экстрима? — глаза Артема основательно округлились. — А как же, Дим, мужская солидарность и все такое прочее?

— Ага-а-а, — протянул Меркулов, — вспомнила бабка, как девкой была. Очухался? А где, спрашивается, была твоя мужская солидарность, когда ты меня со своим спором в угол загонял, спала? — и его глаза, прищурившись, сложились в две узкие хитрющие щелочки.

— Ох и мстительный же ты, Меркулов! — с наигранной дрожью в голосе произнес Обручев. Если бы не боязнь показаться смешным или, того хуже, перебудить всю округу, он набрал бы в грудь побольше воздуха и закричал от переполнявшей его радости. Так хорошо ему не было очень давно. Глядя на корявые стволы почерневших от влаги лип, Артем испытывал ни с чем не сравнимое чувство умиротворенности и по-детски наивного умиления.

Часть двора была неосвещена, и там, куда не дотягивался отбрасываемый фонарем полукруг света, тьма была такой густой и плотной, что, протянув ладонь, можно было ощутить ее скользкую влажную студенистость. Умаявшись за день, ветер уснул, и в воздухе, неподвижно застывшем над проседью осевших сугробов, повис едва уловимый запах земли.

— Никакой я не мстительный, — улыбаясь своим мыслям, проговорил Дмитрий. — Но посуди сам: терпеть твои выходки пять лет в институте, потом работать вместе и под финал всего сделаться родственниками, это ж какое ангельское надо иметь терпение, чтобы все это вынести и не пикнуть?

— В качестве отступного могу пообещать тебе внука, — смиренно опустив глаза, предложил Артем.

— Чего ты мне можешь пообещать? — от неожиданности Дмитрий даже замедлил шаги.

— Прости, не подумал, что почетное звание деда может произвести на тебя такое впечатление, — мило извинился Обручев. — Или тебе больше хочется внучку? В принципе, это грамотно. Говорят, после сорока мужчины становятся мудрее и начинают понимать, что дочки и внучки — гораздо более выгодное вложение в собственную старость.

— После сорока набираются ума далеко не все, — не остался в долгу Меркулов. — Что касается тебя, Артем, то тебе подобная перспектива не грозит и после шестидесяти.

— Если будешь так важничать, я пожалуюсь на тебя теще, — перешел в наступление тот.

— В таком случае мне придется, заметь, исключительно в качестве отца и главы семьи, открыть на многое глаза не только жене, но и дочери, — не задумываясь, парировал Дмитрий.

— А Голубев-то наш до сих пор пребывает в святой уверенности, что хотя бы с одного из нас получит свои законные дивиденды, — вдруг ни с того ни с сего рассмеялся Артем.

Одно за другим гасли окна и звезды, видимо, кто-то, сидящий за дырявым бархатным занавесом, зашивал образовавшиеся по недогляду прорехи. Под ногами похрустывали тонкие пленочки слабенького льда, уснувший город молчал, и только раскосые глаза всевидящих фонарей, понимающе жмурясь, разбрасывали во тьму золотые усики света.

Если бы человечество могло изобрести устройство, безликое и неподкупное, фиксирующее самые читаемые тексты прошлого и настоящего, то, скорее всего, парадоксальные результаты итогов повергли бы всех аналитиков в состояние, близкое к шоковому. Ни многотомные рафинированные страницы сериалов, ни строгие главы суровых классиков не смогли бы тягаться с простыми лаконичными строчками этикеток парфюмерии и бытовой химии, присутствующих в каждом доме без исключения и составляющих предмет интереса всех тех, у кого совершенно неожиданно образовался свободный временной промежуток, вынуждающий таковых к его добровольно-принудительному применению.

Находясь в кабинете, используемом, как правило, индивидуально, Анатолий изучал упаковку баллона воздухоочистителя. Он рассматривал аляпистую картинку экзотических цветов и набирался знаний о мерах предосторожности при работе с распылителем, данных для особо одаренных на четырех языках одновременно, когда в квартире Евы Юрьевны позвонили в дверь.

Само помещение совмещенного с ванной санузла было относительно просторным, но дверь открывалась наружу и перегораживала узкое пространство коридора почти полностью. Она разрезала полтора квадратных метра площади на две маленьких клетушки и замуровывала входящего в квартиру или выходящего из нее окончательно и бесповоротно. Гора всяческих вещей, круглогодично собиравших пыль на вешалке, также не располагала к поспешному бегству из добровольного заточения. Поняв, что, независимо от желания, покинуть место в тронном зале ему удастся только после того как освободится коридор, Анатолий поставил красочное чтиво обратно на полку и, поскольку встреча гостей не планировалась, постарался прислушаться к голосам.

Дивная планировка однокомнатной хрущевской квартиры была не единственным «достоинством», прилагающимся к стандартным квадратным метрам площади, выделенным на душу населения; гораздо более интересной особенностью была потрясающая, почти стопроцентная слышимость, позволяющая при наличии перегородок быть в курсе всего, что происходило не только в собственной квартире, но и у соседей. Конечно, во времена строительства этих сказочных сооружений у простого советского гражданина не было таких секретов, которые он вынужден был бы скрывать от своих сограждан за семью замками, но шум сливающейся воды, как и другие посторонние звуки, отчетливо слышимые в кухне, во все времена не могли служить достойным фоном не только романтического ужина при свечах, но и элементарной трапезы.

До слуха Анатолия донесся металлический щелчок дверной «собачки». Не услышав стандартного «кто там», Анатолий крайне удивился и, покосившись на облупившийся, давно не мытый косяк ванной, сделал вывод, что стоявший за дверью был хорошо известен матери, потому что непредусмотрительность и безалаберность никогда не были чертами характера практичной и рассудительной Евы Юрьевны.

Первых слов Анатолий разобрать не смог, но то, что гость был не один, сомнений не вызывало.

— Боже мой, каким ветром вас занесло? — Анатолий услышал, как мать крепко поцеловала одного из них, и по ее интонации определил, что приход неизвестных доставил ей большую радость.

— Здравствуйте, Ева Юрьевна! — голос был молодым и, несомненно, знакомым, но кто это мог быть, Анатолий пока не понял. Второй, по всей видимости, все еще находящийся в объятиях старой леди, буркнул что-то нечленораздельное, и по тому, что наступила секундная заминка, стало ясно, что визитеров двое.