Плохой нянька - С. М. Станич Страница 46

― А что насчет запеканки? ― спрашивает она, и я пожимаю плечами.

― К черту запеканку. ― Я отталкиваюсь от дивана и иду на кухню, открываю духовку и использую прихватку, чтобы достать стеклянную форму. Как ни странно, но эта чертова хрень на самом деле пахнет замечательно. ― Я спрячу ее от Хьюберта, и мы сможем закончить готовку позже.

Стекло чуть теплое, так что я накрываю форму фольгой и убираю в холодильник. У меня такое чувство, словно мне нужно отлучиться на мгновение, чтобы перевести дух.

― Ну что, идешь? ― спрашиваю я, когда возвращаюсь из-за угла и скрещиваю руки на груди.

Когда Брук поднимает взгляд на меня, я шевелю бровями и подмигиваю ей, хотя я не в настроении. Блядь. Прям сам не свой. Хотите знать, почему у меня на костяшках пальцев вытатуированы слова «ЖИТЬ ЛЕГКО»? Потому что так я отношусь к жизни: легко, просто, непринужденно. Жизнь существует для развлечений.

А вот это все… сложно.

― Конечно. Почему нет. Я не настолько гордая, чтобы отказываться от бесплатной еды, ― Брук берет Сэди на руки и встает.

Когда я вижу, как она наклоняется и целует малышку в пухлую щеку, чувствую, как небольшая дрожь проходит сквозь меня, но, похоже, мне лучше придержать свои биологические часы.

* * *

Кафе «На берегу» находится в глуши: нужно пересечь два моста через болотистый заповедник, пропитанный морской водой, кустами травы — такой же высокой, как я, и стаями белых цапель.

― Мой отец рассказывал мне истории об этих мостах, ― говорю я Брук, пока мы переезжаем один из них. ― Он был еще ребенком, когда они были построены впервые. На мостах не было рельсов по обеим сторонам. Простая дорога, проходящая над водой. Стоило только накрениться, и бам. Вы уже тоните.

― И что, людям позволяли ездить по таким мостам? ― спрашивает Брук, словно не верит мне. Я пожимаю плечами.

― Видимо, да.

― А где сейчас живет твой отец? ― интересуется Брук, и моя улыбка становится натянутой.

― Мои родители погибли, ― не вдаюсь в подробности, потому что, у меня и так куча проблем с этой девчонкой.

Последнее, что мне нужно ― начать делиться личным. Я никогда не разговариваю об этом с девушками, которых трахаю. Мне нравится сохранять отношения легкими простыми и веселыми. А в мертвых родителях нет ничего простого и веселого.

Брук ничего не говорит, но отворачивает голову и смотрит в окно, когда мы проезжаем небольшой участок земли между мостами. В течение нескольких минут на заднем фоне раздаются лишь звуки поп-музыки.

― У моего отца ранняя стадия болезни Альцгеймера, ― выпаливает Брук, поворачиваясь обратно ко мне.

Я не отрываю глаз от дороги, когда мы начинаем пересекать второй мост. Но чувствую ее взгляд, словно лазер, прожигающий дыру в моей голове. БУМ. Взрыв.

Я всасываю воздух.

― Не знаю, как я собираюсь с ним попрощаться. А ты попрощался со своими родителями?

― Хм, ― черт. Черт, черт, черт. Брук снова строит эти глаза олененка Бэмби: большие, блестящие от влаги, карие, чертовски сексуальные. Мне хочется обхватить ее лицо своими ладонями и поцеловать ее. Ахх. Я так серьезно облажался, что это даже не смешно. ― На самом деле нет. Это прозвучит неправдоподобно, но они погибли в несчастном случае на лодке, когда мне было… двадцать два, ― столько же лет, сколько сейчас Брук. ― На озере Тахо.

― Не могу представить, ― соболезнует Брук, протягивая руку и обхватывая мою.

Дерьмо. Не ожидал этого. Я ожидал услышать что-то типа того: «Мне жаль это слышать». Это… сложнее пережить. Мне хочется, чтобы ее пальцы не были такими мягкими, а ее кончики пальцев ― горячими. Желаю, чтобы она не пахла так хорошо, словно цветы и мыло. Мне нужно срочно вернуться домой, трахнуться с какой-нибудь сумасшедшей цыпочкой с татуировками на лице. Вот, что мне нужно. Да.

Брук отпускает мою руку, и я снова могу дышать. Хотя меня беспокоит, насколько нервным я становлюсь. Типа, здравствуй Зэйден, у тебя никогда такого не было раньше. Всегда смеюсь над Джудом за то, что он бесится из-за каждой девки, с которой переспит. Если после этого он снова видит их, то начинает паниковать, словно его собираются преследовать или что-то еще. Я всегда думал, что он придурок.

Сейчас я ― тот самый придурок. Я. И веду себя странно.

Все, что могу ― надеяться, что снова смогу переспать с Брук, когда она вернется с работы. И как все могло так запутаться? Каждый раз, когда я смотрю на нее ― каждый чертов раз ― у меня перед глазами появляется картинка: она на полу, спина прижата к стене, одна ступня на ступеньке лестницы, а другая ― широко отведена. Я вижу ее вздымающуюся грудь, влажные губы, свидетельство удовольствия на внутренней стороне бедер.

― Доктор говорит, что предполагаемая средняя продолжительность жизни после появления симптомов болезни примерно восемь лет. Прошло всего несколько месяцев, как был поставлен диагноз, значит, к тому времени мне должно быть около тридцати, ― пауза, ― к тому времени, как я буду твоего возраста, его не станет.

Брук делает глубокий выдох и пропускает пальца через волосы. Теперь я понимаю. Это объясняет, почему она взяла заботу о детях на себя, а не ее родители. Что ж, теперь сестренка, Ингрид, становится похожа на сволочную суку ещё больше.

― В любом случае, мне жаль. Это моя вина. Не нужно было ворошить прошлое, ― говорит она.

― Не-а, это все я. Расслабься немного. Тебе еще нужно дожить до конца недели, ― притворяюсь, словно размахиваю небольшим флагом, и Брук улыбается. Краешком глаза я вижу выражение ее лица: уголки губ изогнуты кверху, у нее сексуальный взгляд порнозвезды, а большие черные очки выглядят своеобразно. ― Еще одна ночь работы, и ты будешь свободна несколько дней. Кстати, чем хочешь заняться в субботу?

― В субботу? ― повторяет Брук, словно полностью ушла в себя.

― Ты помнишь, что твоя тетя обещала посидеть с детьми и все такое. Не хочешь посетить фестиваль искусств в Старом Городе?

― «Искусство Живо»? ― спрашивает Брук, а потом начинает собирать волосы в конский хвост. На это требуются серьезные усилия, потому что она села