Анна Карельская - Запретное влечение (СИ) Страница 44

Остановившись у входа в гостиную, прижимаемся вплотную к стене, готовясь, к своему стыду, подслушивать разговор. Впрочем, у нас имеется оправдание: мы всего лишь даём себе возможность быть к чему-либо готовыми.

– Франси, зачем ты всё снова преувеличиваешь?! – шипит отец, но тут же снижает свой тон на пол-октавы. – В нашей семье и без того хватает проблем, а ты хочешь их удвоить?

– Но это несправедливо по отношению к ним. Мы не можем и дальше скрывать… этого. Это нечестно. Неправильно, – слёзно бормочет мама, изо всех сил пытаясь совладать с эмоциями.

Слышится тихий всхлип матери и тяжёлый выдох отца. Молчание. Полумрак. К моей руке вдруг прикасаются пальцы Мии, словно льдинки на ощупь, сплетаясь воедино. Сжимаю их в ответ, разделяя её состояние с моим собственным.

– Дорогая, я считаю, ещё не время.

– Не время? А когда же будет это самое время? Возможно, это необходимо именно сейчас. Ведь Дилайла… она считает, что уже давно пора.

– Франси… – взмаливается отец. – Может, она и принимала в этом непосредственное участие, но потакать только её доводам? Ради бога, она ведь вот-вот родит!

– Нет же, Невил, дело не только в этом… Просто она считает, что…

«Проклятая собака!» Возможно, именно эта мысль возникла в тот момент у всех четверых в стенах этого дома.

Толстый Сэм, неуклюжий пёс нашей семьи, торжественно залаял, увидев нас в проходе. Сотрясая воздух своими складками, бульдог кинулся к нам, врезаясь в тоненькие ножки Мии и чуть не сбивая её на ходу. Успев ухватить её за талию, я шепчу ей слова поддержки на ушко и еле успеваю одёрнуть руки, когда из гостиной выходят родители. Вид матери едва ли отличается от Дилайлы, что вылетела от нас ещё десять минут назад. Все мои внутренности скручивает при взгляде на отца, сжимающего пальцами переносицу с потерянным выражением лица, как и у мамы. Казалось, их разоблачили, и теперь они наспех стараются привести себя в порядок и натянуть на лица непосредственные улыбки. Снова завуалированные тайны. Только сейчас подозреваемых стало вдвое больше.

– Вы сегодня рано, – заботливо молвит первой мама, неловко теребя распущенные пряди и собирая их в хвост.

– Рано? Просто мы вернулись со свадьбы и прилетели первым же рейсом домой, – отвечаю я, находясь в неком ступоре. В моей голове крутится множество мыслей, тесня одна другую. Всё же нас не было почти сутки, а фирменный скепсис отца не мог пропустить тот факт, что одежда на нас изрядно измята и совсем не празднична.

– Что же, надеюсь, вы отдохнули хорошо, – протягивает отец и нащупывает в карманах сигареты.

– Раз вы со свадьбы, то, наверное, не голодны? Хотя, где кухня, вы и сами знаете.

Мы растерянно киваем, наблюдая, как отец выходит на улицу, а мама, вежливо улыбаясь, поднимается к себе в спальню.

Глаза моей девочки постепенно наполняются ужасом непонимания и предвестника чего-то плохого. Я тоже чувствую это. Чёртово замешательство холодит кровь. Предчувствие выворачивает нас наизнанку. Полное опустошение и, что самое худшее, абсолютная безысходность. Я вновь привлекаю застывшую фигурку сестры к себе и до отказа в лёгких вдыхаю её цветочный аромат, к которому примешался теперь и запах леса.

И я молю всех Богов лишь о том, чтобы завтрашний день не разорвал наши сплетённые пальцы.

Глава 15.

POV Миа

Сила природы безгранична. Она кроется в каждом листике, чей покой потревожило слабое дуновение ветерка. Во всём живом, что дышит кислородом и всецело зависит от её настроений. А особенно… в нас самих.

Меня всегда поражало, как во многих фильмах любого жанра и содержания события тесно переплетаются с погодой. Если герои счастливы, то непременно будет ярко светить солнце, а когда близка развязка и происходит что-либо драматичное – вдруг нагрянет ливень, чтобы страдания персонажей смотрелись более эпично. Что и говорить, ведь даже в фильмах ужаса, чтобы зрители сотрясались от предвкушения, пускают в ход беспросветный туман. Дело в том, что так ведь и в жизни… У каждого из нас есть события, что вспоминаем с лёгким придыханием, припоминая, что солнце в тот самый день слепило глаза, а сердце рвалось наружу от боли.

Природа и мы – одно целое. И как бы мы ни стремились забыть то, что случилось с нами, она всегда будет напоминать нам об этом, надавливая на больную мозоль трижды.

Так случилось и сегодня. В три часа ночи я вдруг обнаружила очередное несоответствие в своей жизни.

Стекло на моём распахнутом окне с диким дребезжанием врезается в стену. Я понимаю это не сразу. Очнувшись от сладкого сна, перепуганно озираюсь по сторонам. В комнате пусто. Окно снова поддаётся порыву ветра и самозабвенно бьётся о стенку напротив. Сонно пошатываясь, я подрываюсь из своей тёплой кровати, чтобы прикрыть форточку. Меня тут же обдаёт холодной моросью дождя, отчего всё тело покрывается крупной дрожью. Вглядываясь в окно, я замечаю бушующие порывы ветра, что расшатывают старые ветки на нашем с Уиллом дереве. Уже собираясь лезть обратно в кровать, я пячусь от испуга назад, когда неожиданно ночное небо рассекает гроза, озаряя весь переулок своим ярким светом.

Меня снова ударяет озноб. Возвращаюсь в свою нагретую постель и забираюсь практически с головой под одеяло.

Чертовски приятно.

Дрожь отступает, когда я сжимаю холодными пальцами кулон, что Уилл подарил мне накануне. Это был незамысловатый медальон, но, так же как и мы сами, он таил в себе секреты. Серебристая цепочка поддерживала круглую вещицу, на которой был выгравирован красивый узор. Но вся прелесть была в том, что если провернуть его несколько раз в нужном направлении, то маленькая конструкция открывалась. Моё глупое сердце начинало трепетать, когда я воспроизводила в памяти то, что скрывалось внутри…

Мы были дома уже целую неделю, но неведомое предчувствие холодило в жилах мою кровь. Странность в поведении родителей набирала обороты, а я совсем лишилась здорового сна. Уилл отвлекал меня, как мог, отшучиваясь, будто у них всего лишь кризис среднего возраста и совсем скоро всё опять станет на свои места, но я была уверена: уже никогда не станет. Даже он сам, придавая своему тону непринуждённость и озорство, понимал это. А что и говорить о глазах… Там и по сей день так и осталась застывшая тревога, которой не нужны были пояснения. Даже в эту секунду, съёжившись под тремя слоями одеяла, горло моё сжимается, когда вспоминаю их потерянные взгляды в тот вечер и тот диалог. Как бы мы того ни хотели, но теперь наступил такой момент в жизни, когда любое упоминание о нас с Уиллом доводит меня до нервной дрожи в коленках. Я, словно скрывающийся преступник, начинаю бегло озираться по сторонам, надеясь, что наша с ним социальная казнь наступит чуть позже. Да, ведь она непременно наступит. Кажется, здесь нужно просто смириться и заставить себя наслаждаться урывками, не оглядываясь и не паникуя. Просто наши ворованные у судьбы минуты – всё, что только у нас осталось. Так уж вышло…