Совпадения случайны (СИ) - Алешина Маргарита Страница 41

Скорее, распущены и струятся по спине.

А, может быть, мама носит теперь короткую стрижку и красит волосы в "пепельный блонд"…

Я застываю у двери и жду, когда она почувствует моё присутствие и обернётся.

Это случается через несколько секунд.

Она вздрагивает, медленно оборачивается и…

Я не вижу её лица!

Вот чёрт! Его опять нет.

Я не могу представить себе, как выглядит моя мама, поэтому вся остальная картинка в моей голове вмиг рассеивается.

Я открываю глаза, когда пассажиры уже толпятся у выхода из вагона. Той девушки в горнолыжном костюме и пожилого мужчины с книгой больше не вижу.

Выходит, я и вправду задремала.

За окном "бежит" платформа и фигурки новых пассажиров последнего обратного рейса.

Я поднимаюсь со своего места, разминаю затёкшие ноги, снимаю с тормоза багаж и присоединяюсь к жидкой толпе замученных людей.

А дальше всё движется по придуманному мной сценарию.

Механический голос в динамиках, каменные ступени, турникет и узкие двери. Морозный вечер и снежная улица. "Карамельные" лампочки над головой, тяжёлая ноша за спиной и не менее тяжёлая душа.

Через добрых двадцать минут я уже у подъезда, а ещё через десять — у двери…

Старой. Дермантиновой.

Ничего не изменилось…

На площадке такая темень, что хоть глаз коли. Справа у двери что-то громоздкое, обёрнутое в целлофан. Сложно сказать, что это. Похоже на сложенный велосипед.

Осматриваю дверь. Глаза уже привыкли к темноте, и я вижу металлический кружок замочной скважины. Вот она, фигурная прорезь, точно подходящая под мой ключ.

Сердце заходится от волнения. Кажется, его стук разносится по площадке и бьётся о стены.

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться.

Дальше медлить нельзя.

Я запускаю обратный отсчёт.

Десять…

Девять…

Восемь…

Три, два, один.

Пора.

Вынимаю из кармана ключ и осторожно вставляю его в замочную скважину…

Глава 62

— Ну, что же ты… — хнычу я от досады.

Даже в шестилетнем возрасте у меня без труда получалось сделать ключом два оборота. Сейчас же проклятый кусок металла застревает в замочной скважине и отказывается мне подчиняться.

Что-то не так…

Я вынимаю ключ и вставляю его в прорезь во второй раз. В третий. Пробую перевернуть другой стороной, сделать оборот по часовой стрелке и против неё. Тщетно.

Спустя ещё несколько безуспешных попыток отпереть дверь я вынуждена признать, что мой ключ не подходит к врезанному замку. Он — пустышка, бесполезная фигурка, выточенная на токарном станке, сувенир…

Господи! Ну, конечно!

Опьянённая своими же фантазиями я бросилась на поиски приключений вместо того, чтобы сесть и задуматься.

На какие деньги бабушка снимала квартиру на Центральной?

Если верить вороху чеков, оставленных мной у Антонины Петровны, мама Оля ежемесячно платила за аренду сумму, равную трём её пенсиям. Откуда у пожилой женщины, в одиночку воспитывающей ребёнка, могли взяться такие деньги?

Я только сейчас задаюсь этим вопросом. До этого меня волновало лишь то, что бабушка мне лгала, и квартира, в которой мы жили, оказалась чужой. А как (ка-ак?!!) мама Оля рассчитывалась за жильё все эти годы, мне было не важно.

Но теперь, стоя у запертой двери, я, наконец, включаю мозг.

На самом деле всё просто, как дважды два!

Чтобы много лет платить за "Центральную", бабушка вынуждена была продать "Садовую".

Это же очевидно! Почему я сразу об этом не подумала?

Эта квартира уже двенадцать лет принадлежит другим людям. И, конечно, новые жильцы давным давно сменили дверные замки. Возможно, они изначально не стали брать у бабушки её ключи. И мой ключик с белкой она сохранила просто как память о былых временах…

Сейчас остаётся только гадать, почему бабушка решила ничего мне не рассказывать? И почему когда я горько оплакивала свою белку, она не достала её из коробки и не показала мне?

Не знаю.

Сейчас я знаю только одно.

Вот уже минут пятнадцать я пытаюсь вломиться в чужой дом.

И лучше мне скорее убраться отсюда вместе со своим "игрушечным" ключом и огромным чемоданом, пока хозяева квартиры не услышали за порогом подозрительную возню и не вызвали полицию.

Ошпаренная этой мыслью, я резким движением выдёргиваю ключ из замочной скважины, прячу его в кармане пуховика и отступаю назад.

Нащупываю за спиной ручку своей сумки-тележки, хватаюсь за неё и тащу прочь с площадки. Та с грохотом скачет по ступеням и, к несчастью, привлекает к себе внимание.

Уже через мгновение лязгает дверной засов одной из квартир, и на бетонный пол лестничной клетки падает вытянутый прямоугольник света. Пространство за моей спиной озаряется оранжевым.

Я оборачиваюсь и тут же врезаюсь глазами в запертую дверь Пановых. Гладкую, глянцевую, похожую на плитку шоколада.

Подумать только, я совсем забыла о ней. А она здесь. Притаилась слева в темноте и в любой момент готова распахнуться и выпустить Кирилла или его маму Наталью. Или что ещё хуже их пузатую мамзель с обесцвеченными паклями.

"Нет! Надо срочно валить отсюда!" — думаю я, но скрипучий женский голос из другой, уже распахнутой, двери будто хватает меня за капюшон.

— А ну, стоять! — грозно рявкает женщина, высунув наружу только косматую голову.

Узнаю Варвару Ивановну. Годы берут своё. Она поседела, состарилась, но так и не избавилась от привычки совать нос в чужие дела.

— Ты кто? Чего тебе надо? — хмурится баба Варя, насквозь прокалывая меня колючим карим взглядом. По всей видимости, она не узнаёт меня, взрослую.

Я могла бы этим воспользоваться, извиниться, наплести какой-нибудь чуши. Мол, ошиблась квартирой, этажом, планетой…

Но я зачем-то говорю правду.

— Здравствуйте, Варвара Ивановна. Это я, Даша Соколова. Помните меня? Мы с бабушкой переехали отсюда двенадцать лет назад…

Баба Варя продолжает хмуриться и буравить меня глазами. Видимо, соотносит в уме сказанные мной слова с моей внешностью.

Конечно, она помнит меня семилетней девчушкой в гороховом платьице. И теперь ей нужно какое-то время, чтобы узнать эту девчушку во мне, высокой девятнадцатилетней девахе, упакованной в зимний пуховик и шапку так, что глаз не видать… Я на всякий случай стягиваю её с головы.

К моему удивлению, баба Варя узнаёт меня очень быстро. Она прекращает хмуриться и расплывается в широкой улыбке.

— Дашка! Правда ты, что ль? Во вымахала! Не узнать! — кудахчет баба Варя, целиком вывалившись на площадку. — А ты как здесь? Откуда? Вернуться что ль надумали? Чемодан у тебя… Как бабуля поживает? Жива? Здорова? Давно не видать её! Ты ко мне заходи! Чаю выпьем!

Она тараторит, не оставляя мне шанса вставить словечко. И всё же у меня получается.

— Варвара Ивановна, спасибо… — говорю я. — Не нужно ничего. Не могу я. Время позднее. Мне идти надо. Я так… — быстро соображаю, как объяснить старушонке, зачем я здесь ночью и с чемоданом. — Я так… ностальгирую немного… — и это правда. Как никак в этих стенах прошло моё детство. — А чемодан… Так это… — думай, Даша, думай! — Путёвка у меня! В пионерский лагерь! Ой… Ну, как его… Лагерь отдыха…

Боже, что я несу! Какой, нахрен, лагерь!

Но баба Варя жадно заглатывает любую мою ложь. Ещё бы. Ей теперь на три недели вперёд будет, о чём посплетничать во дворе с другими бабками.

— Ну, ясно, ясно, — быстро кивает Варвара Ивановна. — А Оленька, бабушка твоя, как поживает?

На самом деле, я ничего не хочу рассказывать этой женщине, но без ответа она всё равно меня не отпустит. Или, что ещё хуже, придумает что-нибудь сама.

А потому лови-ка ещё одну тему для сплетен, баба Варя…

— Никак, Варвара Ивановна… — вздыхаю я. — Умерла бабушка. Четыре месяца назад умерла…

— Ой, ой, ой… Вот беда! Вот беда! — охает старушка. Она искренне мне сочувствует. — И как же ты одна? Справляешься?