Любовь на уме (ЛП) - Хейзелвуд Али Страница 41

— Смотри. — Он указывает на еду Сэм. — У них есть миски с киноа.

— Почему Тим выглядит испуганным?

Он бросает на меня невинный взгляд. — Правда?

— Леви. Что ты ему сказал?

Леви игнорирует меня. — Сэм, в этой миске есть яйца?

Первые двадцать минут не так уж плохи. Проблема круглых столов в том, что нельзя полностью игнорировать чье-либо существование, но Тим и Энни достаточно далеки, чтобы я могла болтать с другими без лишней неловкости. В некоторых аспектах это действительно приятно — видеть рядом Сэм, слышать, что старые знакомые поженились, завели детей, нашли научную работу, купили дома. Время от времени локоть Леви касается моего, напоминая мне, что я не совсем одинока. Есть кто-то в моем углу. Парень, который любит «Звездные войны», слишком высок для космоса и будет полжизни заботиться о котенке.

Потом в разговоре наступает затишье, и кто-то спрашивает через стол: — Как вы вообще оказались вместе на работе?

После этого все прислушиваются. Все взгляды устремлены на меня и Леви. К сожалению, он жует картофельную дольку. Поэтому я говорю: — Это сотрудничество NIH-NASA, Майк.

— О да, точно. — Майк выглядит слегка навеселе, но он делает еще один глоток своего пунша. Он был на третьем курсе, когда я пришла в лабораторию. А еще: он был говнюком. — Но как вы двое справляетесь с этим? Леви, ты отбеливаешь свой мозг после каждой встречи, или…?

Мои щеки горят. Некоторые люди хихикают, пара человек откровенно смеются, а другие отводят взгляд, явно смущаясь. Сэм хмурится, и краем глаза я вижу, как Тим ухмыляется. Я хотела бы придумать остроумный ответ, но слишком убита тем фактом, что Леви считает меня отвратительной — это все еще самая смешная внутренняя шутка в лаборатории. Я открываю рот, не зная, что сказать, и…

— У нас все отлично, — говорит Леви Майку, его тон — смесь спокойствия большого члена и «я могу убить человека пляжным мячом». Он неторопливо кладет руку на спинку моего стула и берет виноградину с моей тарелки. За столом наступает оглушительная тишина. Все смотрят на нас. Все. — А ты, Майк? — спрашивает Леви, не поднимая глаз от моей еды. — Я слышал, что были проблемы с твоим пакетом документов. Как там дела?

— О, эм…

— Да. Я так и думал.

Святое дерьмо. Святое дерьмо. Святое дерьмо. Думаю, Леви закончил есть свою картошку?

— Из любопытства, — шепчет он мне на ухо, как только разговор переходит в другое русло, и Майк с укором смотрит в свою тарелку. — Все думали, что я тебя ненавижу, еще в аспирантуре? Это было не просто твое заблуждение?

— Это была широко известная правда.

Его рука напрягается вокруг моих плеч, так же крепко, как и его челюсть.

Через несколько минут я извиняюсь и иду в туалет. На мне макияж глаз, но я все равно говорю: — К черту, — и умываю лицо холодной водой. Кто вообще будет смотреть на мою потекшую подводку? Леви? Плаксивая Би — это не то, чего он еще не видел.

Потом я замечаю ее. Энни, в зеркале. Она стоит прямо за мной и ждет, когда я закончу пользоваться раковиной. Вот только в ванной комнате еще три раковины и ноль других людей. Так что, возможно, она ждет только меня.

У меня болит голова. И сердце тоже, по краям, которые Энни расколола два года назад. Я не могу с ней говорить. Не могу. Не могу. Я не спеша вытираю лицо рукавами. Затем я встаю, поворачиваюсь к ней лицом.

Она потрясающе красива. Всегда была такой. В ней есть что-то неописуемое, что-то волшебное, что делало меня счастливой находиться в ее присутствии. Как ни странно, это чувство все еще присутствует, смесь знакомости, любви и благоговения, которая глубоко проникает в душу, когда я смотрю на ее лицо. Видеть Тима снова было больно, но это ничто, ничто по сравнению с тем, что Энни была рядом.

На мгновение я в ужасе. Она может очень, очень глубоко ранить меня всего несколькими словами. Но потом она говорит: — Би, — и я понимаю, что она плачет. Судя по тому, как горят мои глаза, я тоже.

— Привет, Энни. — Я пытаюсь улыбнуться. — Давно не виделись.

— Да, я… да. — Она кивает. Ее губы дрожат. — Мне нравятся твои волосы. Фиолетовый, возможно, мой любимый.

— Спасибо. — Такт. — Я пробовала оранжевый в прошлом году. Я была похожа на дорожный конус. — Тишина затягивается, тоскливая. Это напоминает мне о том времени, когда мы каждую секунду вместе заполняли болтовней. — Ну, мне нужно… — Я двигаюсь к двери, но она останавливает меня, положив руку на мое предплечье.

— Нет, пожалуйста. Пожалуйста, Би, мы можем просто… — Она улыбается. — Я скучала по тебе.

Я тоже скучала по ней. Я скучаю по ней все время, но не скажу это. Потому что я ненавижу ее.

— Я часто слушаю тот альбом, который ты мне подарила. Хотя я все еще не уверена, что он мне нравится. А в прошлом году я ездила в Диснейленд, и там был новый парк «Звездных войн», и я подумала о тебе. И я не смогла завести друзей в лаборатории Шрайбера, потому что там одни парни. Полный WurstFest. Кроме двух девушек, но они уже лучшие подруги, и я не думаю, что я им сильно нравлюсь, и…. — Теперь она плачет сильнее, но и смеется в той самозабвенной манере, которая так нравится Энни. — Итак, ты и Леви, да? Он еще горячее, чем в Питте.

Я качаю головой. — Все не так.

— Ты, наверное, воплотила все его мечты. Он выглядит счастливее, чем я когда-либо его видела. Не то чтобы я видела его счастливым, потому что никогда, до сегодняшнего дня.

Холодная дрожь пробегает по моему позвоночнику. Я понятия не имею, о чем она говорит. — Вообще-то, Леви ненавидел меня, — упрямо говорю я.

— Сомневаюсь. Ни в каком определении этого термина. Он просто очень… — Она решительно качает головой. — Это не то, о чем я пришла поговорить, я не знаю, почему я говорю о том, что… — Она делает глубокий вдох. — Мне жаль.

Я могу притвориться, что не знаю, за что она извиняется. Я могла бы притвориться, что не думала о ней каждый день в течение последних двух лет. Я могла бы притвориться, что не скучаю по тому, как мы смеялись друг над другом до боли в животе, но это было бы утомительно, и хотя сейчас одиннадцать пятнадцать утра, я уже очень устала.

— Почему? — спрашиваю я. Вопрос, который я редко позволяю себе, когда дело касается Энни. — Почему ты это сделала?

— Я не знаю. — Ее глаза закрываются. — Я не знаю, Би. Я пыталась понять это годами. Я просто… не знаю.

Я киваю, потому что верю ей. Я никогда не сомневалась в любви Энни ко мне.

— Может быть, я ревновала?

— Ревновала?

Она пожимает плечами. — Ты была красивой. Лучшей в лаборатории. С гламурным кругосветным прошлым. Ты всегда была хороша во всем, всегда такая… такая счастливая, классная и веселая. Тебе все давалось без усилий.

Я никогда не была ни одной из этих вещей. Ни в коем случае. Но я думаю о Леви — непробиваемом, холодном, высокомерном Леви, который, как оказалось, вовсе не был непробиваемым, холодным, высокомерным. То, что его так резко не поняли, не кажется таким уж маловероятным.

— А ты и Тим… Ты и я всегда были вместе, но в конце концов ты уходила домой к Тиму, а я оставалась одна, и было что-то такое… в чем я никогда не участвовала.

— Ты пыталась… наказать меня?

— Нет! Нет, я просто пыталась почувствовать себя… более похожей на тебя. — Она закатывает глаза. — И поскольку я тупица, я выбрала худшую часть, чтобы сделать это. Чертов Тим. — Она выпускает пузырчатый, влажный смех. — Мы никогда… Это длилось неделю между нами. И он мне никогда не нравился, ты знаешь это. Я презирала его. Ты была намного лучше его, и все это знали. Я знала это. Он тоже это знал. В тот момент, когда я это делала, пока я это делала, то все время думал о тебе. И не только потому, что он был паршивой подстилкой. Я все время думала, может ли такой невыразимо плохой поступок… как-то возвысить меня. Сделать более похожей на тебя. Боже, я была испорчена. Я и сейчас такая. — Она вытирает слезы двумя пальцами. Их уже больше, они стекают вниз. — Я хотела извиниться. Но ты заблокировала мой номер, и я сказала себе, что дам тебе время и увижу тебя в Вандербильте. Потом прошло лето, а тебя не было… — Она качает головой. — Мне так жаль. Мне так жаль, и я думаю об этом каждый день, и…