Оксана Сергеева - Палитра счастья (СИ) Страница 40

Эва не брала с собой фен, потому что редко им пользовалась, да и не любила она сушить волосы таким способом, вредно это для волос. Но сегодня был особый случай, и ей нужно было поторопиться. Она не знала, как у них принято одеваться к ужину, но, судя по тому, как выглядела Марта, — шорты точно следует закинуть на самое дно чемодана. Эва выбрала платье серого жемчужного цвета, до колен, на широких бретелях. Если этот цвет на других казался неприглядным и унылым, то Эве он шёл как никому. Цвет её глаз становился более глубоким, кожа сияла, а волосы золотились и переливались. Она подкрасила глаза, но губы трогать не стала. Завершив свой образ жемчужной капелькой на золотой цепочке, она осталась жутко довольная.

«Хорошая девочка! Очень хорошая и примерная девочка!» — сказала она себе и вышла из комнаты.

Спустившись по широкой лестнице, она застала мужчин около бара в гостиной. Они рассматривали бутылки с вином; Николас о чем-то назидательно рассказывал сыну, но оба обернулись, когда услышали её шаги. Ян замер, пройдясь по её телу изучающим взглядом. Именно по телу, а не по одежде, потому что Эве показалось, что взглядом он раздел её.

Николас шагнул к ней и протянул руку.

— Вижу, Вы готовы, милая леди? — Эва вложила свою ручку в его большую ладонь и смущённо улыбнулась, покраснев. Голос у него был густой, насыщенный и твёрдо поставленный. Его прямые коротко стриженные волосы уже тронула седина, он был пониже ростом, чем Ян, но массивнее и грузнее. Положив её руку себе на сгиб локтя, он чинно проговорил: — Начнём с гостиной, а ты Ян, иди, помоги маме, а то она последний сервиз разобьёт. — Он подмигнул сыну, недвусмысленно избавляясь от его общества.

Конечно, это был не последний сервиз, потому что в столовой Николас подвёл её к серванту, в котором были собраны коллекционные предметы роскоши, как то, — голубой и белый геральдический фарфор, произведённый одной из старейших французских фабрик в Лиможе и стекло ручной работы восемнадцатого века из Эльзаса. А на обеденном столе уже красовались скатерть и салфетки из Северной Ирландии. Эва бродила по дому, дотрагиваясь до шёлкового покрытия для стульев из Лиона, пробуя на ощупь текстиль штор, скользя взглядом по светлым стенам, декорированным натуральным камнем, отмечая мебель на витиеватых патинированных ножках под старину.

В гостиной она остановилась у камина в стиле барокко семнадцатого века из белого мрамора, украшенного изразцами и бронзовым плетением в виде виноградной лозы, и ужасно захотелось присесть в кресло-качалку, укрывшись лежащим в нём пледом. Она довольно вздохнула, наполненная ощущением новизны и простого счастья.

— Мама, у тебя очень довольный вид, даже слишком довольный, — отметил Ян, уплетая любимую свежеиспечённую Мартой французскую булочку.

— Нет, у меня совершенно обычный вид, такой, как и всегда, когда ты рядом, мой дорогой, — Марта любовно погладила его по волосам, так же как и в детстве, и поцеловала в щеку.

— Давай уже спрашивай. Уж лучше у меня, а не то я знаю, начнёшь доставать моего художника.

Накануне за ужином Ян с Эвой поделились историей своего знакомства, Эва пожаловалась, что первый пейзаж канул в лету. И Марта долго смеялась, представляя ночные мучения сына с кистью в руке. Они беседовали, делились впечатлениями, и со слов Николаса она поняла, что он потомственный сомелье. Ужин прошёл в тёплой семейной обстановке, спокойно и весело.

— Ты её ещё не охмурил, да?

— Что? — Ян поперхнулся.

— Ну не окончательно охмурил, да? Мне она ещё больше теперь нравится, — хитро сказала Марта, усаживаясь рядом с сыном.

— Мама, — раздражённо начал Ян.

— Да, ладно, — легкомысленно отмахнулась от него мать, — стал бы ты с ней тогда в разных комнатах спать.

— Тебя очень это интересует, да?

— Да, сынок, очень, — она придвинулась поближе к нему, — успокой свою мамочку, — тихо и заговорщицким тоном попросила она.

— Да, мама, я собираюсь её «охмурить», как ты выражаешься, «охмурить» окончательно, — в тон ей ответил Ян.

— Вот и хорошо, действуй! — она кивнула, давая ему разрешения.

Ян помолчал, а потом расхохотался.

— Мама, ну как всегда! Ты прелесть! Спасибо.

Он поставил чашку в раковину и чмокнул её в щеку.

— А что Эва так долго не спускается? Может, чего случилось? Как ты думаешь, будет сильно невежливо с моей стороны зайти к ней?

— Не переживай, ты её до обеда не увидишь, она страшная соня.

— А вот и не правда, — послышался знакомый ангельский голос. — А маме нехорошо врать, Ян. Я уже проснулась и встала, и готова к новым подвигам. Что у нас по плану?

— Ты сначала поешь, а потом мы будем планировать наши подвиги. — Ян взял и рук Марты чашку чая и поставил перед ней, придвинув повидло, масло, булочки и сыр.

— А где Николас? — поинтересовалась Эва, выбирая булочку со сладкой начинкой.

— Николас на винодельне. Филипп, наш управляющий, зашёл за ним ещё с утра, — ответила Марта.

— Ой, я тоже хотела побывать там, — с сожалением, произнесла Эва.

— Мы позже сходим с тобой, а пока я тебе покажу виноградники, ладно? Там много народу сейчас, работники, транспорт… Не протолкнуться. Вечером, когда все разойдутся, мы спокойно всё осмотрим.

— Вообще-то, — Эва понизила голос, — из всей винодельни меня интересует только одно место — это погреб…

— Я это понял, Эви. Вот туда мы и пойдём. Ты даже не представляешь, как меня самого это место интересует.

Выехать из поместья сразу им не удалось, потому что Марта, обнаружила в доме несколько местечек, куда Николас не сводил Эву.

В одной из таких комнат она и зависла часа на два, потому что Марта достала свою коллекцию гобеленов. Пейзажи, портреты, натюрморты, чего там только не был, в виде салфеток, скатертей и даже наволочек на подушки, с изображениями главных достопримечательностей Франции и Тулузы, в частности. И естественно, один из них достался Эве, в качестве подарка к прошедшему дню рождения.

Когда всё-таки Яну удалось вытащить её из этой комнаты, он быстро сгрёб и затолкал Эву машину, не получив при этом особого сопротивления.

Стоило им совсем немножко отъехать от поместья, как началось сплошное залитое солнцем поле виноградников. Живописные полосы простирались справа и слева вдоль дорожек, уходя вдаль, сливаясь с горизонтом.

Эва насладилась парой ягод прямо с куста, и даже не парой, а целой горстью; почувствовала в руке приятную тяжесть виноградной лозы; и ощутила такое редкое для человека состояния полного блаженства и единения с природой. Только жужжание насекомых, пение птиц и шелест ветра окружали их, и больше ничего и никого вокруг. Не было ни шума машин, ни выхлопов, ни визга тормозов. Время здесь как будто остановилось, его здесь просто не было, не существовало.