Жестокие игры - Диксон Уиллоу Страница 4

Глава вторая

Феликс

Я как раз бросаю чемодан на новую кровать, когда мой телефон издает звуковой сигнал, уведомляя о поступлении сообщения.

Я вытаскиваю его из кармана худи и проверяю сообщения.

Иден: Все в порядке?

Я: Пока что да.

Я: Ты уже в пути?

Иден: Почти у главных ворот

Я: Сейчас буду

Убрав телефон, я спешу в холл и вижу, что моя лучшая и единственная подруга ждет меня на входных ступеньках.

— Привет, — приветствую я ее и держу дверь открытой.

— Привет. — Она пропускает свой студенческий билет через считыватель, чтобы система зарегистрировала ее в доме как гостя, и входит внутрь.

Охрана в доме очень строгая. Каждый, кто переступает порог, должен зарегистрироваться в системе при входе и снова при выходе.

— Ворота открыты? — спрашиваю я.

Здание окружено высоким каменным забором с массивными и богато украшенными коваными воротами, которые можно закрыть для дополнительной безопасности, и нередко бывает, что удостоверения личности людей отклоняются, когда они пытаются пройти через них, если они не внесены в заранее утвержденный список разрешенных гостей. Я подал имя Иден сегодня утром, но я не имею понятия, была ли она уже в списке или нет, поскольку ее старший сводный брат является одним из лидеров братства.

— Нет, но у меня не было никаких проблем с входом. — Она оглядывается, когда мы проходим через главный вестибюль и направляемся к лифтам. — Боже. А я думала, что Белмонт — это роскошь.

— Это много, — соглашаюсь я, говоря тихо.

Несколько парней, толпящихся вокруг, бросают на нас странные взгляды. Я предполагаю, что они реагируют на наше присутствие в холле, а не на слова Иден, но ее щеки краснеют, и она замолкает.

Мы не разговариваем, пока я веду ее в комнату Киллиана, и она заметно расслабляется, когда я закрываю за нами дверь.

— Черт возьми, — говорит она, оглядываясь по сторонам. — Это определенно улучшение по сравнению со Стерджес-Хаусом.

— Действительно? — Я указываю на сторону комнаты Киллиана. — В Стерджесе мне не приходилось иметь с ним дело.

— Да, это отстой, — соглашается она. — Но это здание просто безумие. Как и эта комната.

— Не спорю, — неохотно соглашаюсь я.

Моя старая комната в общежитии была похожа: две односпальные кровати, два комода и немного места для вещей, но без отдельной ванной. Эта комната как минимум в четыре раза больше и сильно отличается от того элегантного и современного здания, из которого я только что переехал.

Гамильтон-Хаус — одно из старейших зданий на территории кампуса, и вместо того, чтобы быть ярким, блестящим и монохромным, как новые здания, оно имеет старинный готический викторианский вид, который придает ему уникальную атмосферу, отличающую его от всех других зданий на территории кампуса, за исключением главного здания, которое, как я слышал, еще более экстравагантно и нелепо.

Прогулка по коридорам похожа на путешествие на машине времени, после которого попадаешь в роман Брэма Стокера, и, если бы я не был так зол из-за того, что меня заставили жить с моим сводным братом, я бы, наверное, смог оценить историю и архитектуру этого места.

Это именно тот тип общежития, который я ожидал бы увидеть для членов столетнего тайного общества, притворяющегося братством.

Самое безумное, что, хотя братство существует с момента основания школы, никто ничего о нем не знает, в том числе его настоящее название. Мы знаем их как «Мятежники», но у них есть официальное название, которое является строго секретным. Его членам даже не разрешается рассказывать его своим супругам или детям, не входящим в братство, иначе их исключат. А никто не хочет рисковать быть исключенным из одного из самых влиятельных обществ в мире.

Иден прыгает на кровать, опирается на руки и рассеянно болтает ногами, глядя на сторону комнаты Киллиана.

— Как твой дорогой сводный брат относится к этой перемене в условиях проживания?

Я открываю чемодан, чтобы разложить одежду.

— Примерно так, как я и ожидал. Пока он только один раз угрожал меня убить.

— Это прогресс.

— Я бы не слишком радовался; он пробыл здесь всего две минуты, прежде чем его охранники утащили его прочь.

Она морщит лоб.

— Не знаю, кто хуже, Киллиан или близнецы.

— Киллиан, — говорю я без колебаний. — У близнецов хотя бы есть оправдание тому, что они придурки. Киллиан придурок просто потому, что он придурок.

Она хихикает.

— А какое у них оправдание? У них один мозг на двоих, так что это не их вина? — Ее улыбка исчезает, и она тревожно оглядывается по комнате. — Почему я чувствую, что разговор о них здесь привлечет их внимание или что-то в этом роде? Как будто они нас слушают.

— Я не проверял комнату на наличие жучков, так что никогда не знаешь. — Я складываю последнюю стопку одежды в комод и закрываю ящик бедром. Комод, вероятно, такой же старый, как и само здание, и я не могу не удивляться тому, как хорошо он сохранился, как и все остальное в доме, учитывая, что последние сто лет он простоял в доме братства.

— Ты действительно думаешь, что он поставил в комнате жучки? — нервно спрашивает она.

— Сомневаюсь. Думаю, они и так говорят, и делают здесь достаточно подозрительных вещей, так что прослушивание комнаты не в их интересах.

— Верно. — Она задумчиво сжимает губы.

— Что?

— Я просто не понимаю, почему ты вообще согласился жить с ним в одной комнате, — говорит она. — Я понимаю, что после трагедии членов семьи собирают вместе, чтобы они могли поддержать друг друга, но Киллиан — не твой настоящий брат. И к тому же он тебя ненавидит и не помог бы тебе, даже если бы ты горел.

— Да, — вздыхаю я. — Я тоже не понимаю. Я пытался поднять этот вопрос, когда психолог говорил о том, как важно опираться на семью, чтобы пережить тяжелые времена. — Я фыркаю. — Ему не понравилось, когда я сказал, что лучше скользну по перилам из лезвий и приземлюсь в бассейне с уксусом, чем буду жить с Киллианом.

Она кривится.

— Спасибо, что навеял мне эту картинку.

— Не за что. — Я застегиваю чемодан и прижимаю его к стене, чтобы потом заняться его хранением.

— Ну, как у тебя дела? — спрашивает она осторожным тоном.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да, хорошо. — Я расстегиваю сумку и вынимаю из нее еще вещи, чтобы убрать их.

— Так ты уже пережил это?

Я бросаю на нее бесстрастный взгляд.

— Ты действительно думаешь, что сорока восьми часов достаточно, чтобы пережить похороны более половины моих живых родственников?

Она морщится.

— Я не это имела в виду.

Я