Последний, кого ты любила - ЛДжей Эванс Страница 37

добралась до спрятанной лощины — той самой, что мы с Мэддоксом называли нашей. Когда-то часть холма осыпалась, обнажив корни древних дубов, и теперь они сплетались, словно лабиринт пещер. В детстве мы лазали по ним, прятались в их тёмных изгибах, чувствуя себя в безопасности. Будто гигантские руки деревьев держали нас в объятиях. Единственный звук, нарушавший тишину, — это ручей, который тёк вдоль одной из сторон лощины, образуя естественную границу.

Сначала мы играли здесь в копов и грабителей или пиратов. А потом, повзрослев, приносили сюда бутерброды, притворялись, что ловим рыбу, и говорили о будущем — о моей мечте стать врачом и его желании работать в полиции.

Ноющая ностальгия заполнила грудь.

Я села на один из старых корней, закрыла глаза и подняла лицо к солнцу, которое пыталось согреть землю, прогоняя остатки шторма. Снег уже растаял, но деревья и трава всё ещё капали влагой, а камни оставались скользкими. С каждым вдохом я втягивала сырость земли в лёгкие.

В кармане завибрировал телефон. Я достала его, и сердце сжалось от нового неизвестного номера. Они появлялись так же быстро, как я блокировала предыдущие.

1-530-555-8215: Ты, маленькая сучка. Где ты? Возвращайся и исправь это.

В больнице, в белом халате, со стетоскопом на шее, я наконец чувствовала, что что-то значу. Что я — кто-то. Человек, который может изменить мир. Человек, который не обуза, а тот, кто помогает другим.

А теперь, возможно, мне снова придётся начинать всё заново.

С нуля.

Я сжала челюсть и заставила себя не плакать. Слёзы ничего не изменят. Мама была неправа во многом, но в одном она не ошиблась — слёзы не помогут. Они не сделают всё лучше.

Я перевела взгляд глубже, в переплетение корней, и задумалась — а не сохранилась ли там моя старая банка?

Последний год перед отъездом в колледж я вычитала статью, что если записать свои кошмары и закопать их, они уйдут. И я так и сделала. Теперь, отодвинув спутанные корни, я нашла то самое место.

Я не стала ничего раскапывать. Прошлому лучше оставаться в земле. Просто положила ладонь на влажную почву и шепнула:

— Мы почти справились, малыш.

А потом развернулась и пошла обратно.

Я промокла и продрогла до костей, когда вернулась в квартиру. Приняла душ, натянула тёплый свитер и джинсы. Открыла холодильник, разглядывая купленные продукты, когда вдруг зазвонил телефон на стене.

Я усмехнулась, увидев этот ярко-жёлтый аппарат с кнопками. Когда я в последний раз видела стационарный телефон?

Сначала я колебалась — ведь это не мой дом. Но когда звонок прекратился… и тут же зазвонил снова, я всё-таки сняла трубку.

— Алло?

— МакКенна! Это Ева.

— Привет.

— Так вот, милая… У нас тут маленькая проблема.

Конечно, была проблема.

Мне хотелось рассмеяться над абсурдностью своей жизни, но я не могла. Похоже, мама была права, называя меня плохой приметой.

— Поднимайся в дом на обужин, поговорим.

Я усмехнулась, вспомнив, как впервые услышала про обужин. Поздний обед или ранний ужин — это была традиция в доме Хатли, особенно по воскресеньям, когда день шёл ленивее, и все старались выжать из последних часов выходных максимум.

— Ева, меня не нужно кормить.

— Вся банда здесь. Одна лишняя тарелка ничего не изменит. Тем более, я уже привыкла готовить на толпу, когда на ранчо полно народу, — ответила она, не терпя возражений.

— Ева, этот чёртов бекон сейчас сгорит! — раздался грубоватый голос Брэндона, и у меня сжалось сердце от той же ностальгической тоски, что накрыла меня у лощины.

Отец Мэддокса сделал для меня больше, чем мой родной отец когда-либо.

— Просто переверни его! — крикнула она, но голос слегка приглушился — она, видимо, прикрыла трубку рукой. Потом снова заговорила со мной: — Кстати, я упоминала, что у нас бекон? Если я правильно помню, им тебя можно было подкупить.

Я рассмеялась, потому что это была чистая правда. Я попробовала бекон впервые именно в доме Хатли — и с тех пор влюбилась. Теперь, даже зная, насколько он вреден, я всё равно добавляла его почти во всё.

— Уже иду, — ответила я.

— Отлично, — и в трубке раздались короткие гудки.

Я не дала себе шанса передумать.

Голоса, смех и уютный хаос, который я слышала на фоне её разговора, тянули меня к дому, уводя от тяжёлых мыслей и липкого одиночества.

Но стоило мне приблизиться и увидеть Бронко Мэддокса, как мне захотелось развернуться. Наш разговор в кафе прошёл не лучше, чем тот, что был в баре прошлой ночью. Но я заслуживала хотя бы нормального разговора о Миле. Заслуживала правды. И он заслуживал моих извинений.

Помимо его машины, во дворе стоял гигантский пикап и ещё три машины. На лобовых стёклах висели пропуска Университета Теннесси в Ноксвилле, и у меня внутри всё сжалось.

Я думала, Сэди и её друзья приезжают только завтра. Я думала, что у меня ещё есть одна ночь, чтобы придумать, куда податься. Теперь я поняла, что Ева имела в виду под маленькой проблемой.

Я постучала в заднюю дверь.

Кто-то крикнул:

— Входи!

Я шагнула внутрь, и на меня обрушились шум и запахи.

Смех и музыка сливались в оглушительный гул. В воздухе смешались ароматы бекона и барбекю. Вчера эта огромная кухня казалась мне пустой. Сегодня она была переполнена людьми. Некоторые даже переместились в гостиную. И среди всей этой суматохи, сидя на столешнице, с деревянной ложкой, покрытой шоколадом, в руках, сияла Мила. Она болтала с парой ребят лет двадцати с лишним, очевидно, наслаждаясь вниманием.

Но как только её взгляд зацепил меня, она тут же завизжала:

— Мисс МакКенна!

Комната замерла.

Она спрыгнула со стойки, проталкиваясь сквозь толпу, и бросилась ко мне. Я едва успела схватиться за стену, чтобы нас обеих не уронила её внезапная атака.

— Ты осталась! — воскликнула она, её голос дрожал от восторга. — Я думала, ты уехала, не попрощавшись, и мне было грустно. Но ты здесь!

Я прочистила горло, прогоняя ком в горле, и сказала:

— Я здесь. И помни, просто МакКенна. Без «мисс».

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Мэддоксом. Он всё ещё был в форме. Всё такой же напряжённый и хмурый, как в тот момент, когда ушёл из кафе.

— Все, тишина! — взвизгнула Мила, хотя в этом не было необходимости — в комнате и так воцарилась тишина. — Это МакКенна. Она была лучшей подругой моего папы! — объявила она, а затем добавила с важностью: — И, думаю, станет моей новой подругой тоже.

Она потянула меня дальше в комнату и принялась