Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ) - Петрова Анастасия Дмитриевна Страница 36

Чувствую, как нарастает пиздец в душе, образуя огромную дыру. Перед глазами — лицо Марты, которая разочарованно качает головой. Я в дерьме.

Я ничего не помню, но факты говорят сами за себя. Я полностью голый в кровати чужой женщины. Квадратик от презерватива валяется у кровати.

— Ты же сам попросил остаться у меня.

— Ольга… — хрипло стону, — прости меня. И не пойми неправильно, но...

Она прерывает меня, быстро встаёт со своего места и идёт к кровати.

— Гордей, я всё понимаю. Ты женат, у тебя дети, ты точно их не бросишь. Ты вчера мне это предельно ясно дал понять.

— И всё же тебя не остановил этот факт, — горько усмехаюсь.

Я не перекладываю на неё ответственность, потому что сам виноват. Это полностью моя вина.

— Не остановил, — она пожимает тонкими плечиками, — потому что знаю, что такого мужчину никогда больше не встречу. Мне было интересно попробовать, каково это — быть рядом с красивым, сильным и умным… Что ж, я попробовала. Поверь, я не стану рушить твою семью. Я не стану лезть к тебе. Знаю, что это была разовая акция. Спасибо, — она целует меня в плечо, а я отодвигаюсь.

Хватаю с тумбы стакан, осушая его за секунду.

— Я очень люблю жену! — повторяю эту фразу как мантру. — Ольга, я ничего не помню. Но я не хотел… не хотел всего этого. Я готов купить твоё молчание. Что угодно. Только исчезни из моей жизни, хорошо?

Это могло прозвучать очень грубо, но мне нужны гарантии. Иначе я сойду с ума.

— Мне ничего не нужно, — она идёт к двери, — правда, Гордей, не переживай. Она никогда не узнает. Я тебе обещаю. Было и было. Жаль, конечно, что ты не помнишь… Потому что мне было очень хорошо. И да, не знаю, может, твоя совесть чуть очистится, но ты называл меня её именем.

Блядь… От этого факта становится совсем тошно.

— Я приготовлю завтрак. Поешь, а потом уходи.

На завтрак я, конечно, не остаюсь. Наспех натягиваю на себя костюм и вылетаю пулей из этой квартиры.

Я чертовски облажался. Я просто хочу сейчас услышать её голос.

Набираю её, и после трёх гудков слышу родной голос.

— Да.

— Моя девочка, я хотел сюрпризом, но сегодня прилечу. Ждите меня.

— Правда? — в голосе море надежды.

— Правда, — выдыхаю. Господи, как же мне хуёво на душе. Никогда такого не испытывал. Хочется кричать во всю глотку от боли. От боли, что я предал самого лучшего человека на свете. — Я очень тебя люблю. Прости.

Прошу прощения за всё, что можно.

— И ты меня, — мягкий голос с нежностью, — я вспылила. Устала. Приезжай скорее.

Мы прощаемся. И я просто молю всех богов этого мира, чтобы сегодняшняя ночь стерлась из памяти не только у меня. Ольга должна всё забыть. Я должен быть уверен в том, что она исчезнет.

Она должна пропасть, словно её никогда не существовало.

Глава 57. Марта

Устала сегодня как собака. Целый день был забит, плюс — день открытых дверей. В общем, измотал и полностью вымотал. Поэтому, когда я наконец уже в сумерках подъезжаю к дому, даже не заезжаю в паркинг, а бросаю машину во дворе.

Я даже детям сегодня не смогла позвонить. Кирилл и Ева уже вторую неделю отдыхают у моря, и я рада, что их не тревожат никакие мысли. Хотя у дочки часто проскальзывает имя её новоиспечённого брата, но в остальном им как будто и самим не мешало сбежать от забот.

Помогло бы это и мне — я бы тоже так сделала. Да только знаю ведь себя — едва ли это когда-то давало передышку. Мой мозг не способен выключаться, он постоянно держит информацию — то ли профессиональная деформация, то ли просто характер такой. Со своими тараканами, как говорится.

Пишу сообщение Еве, оставаясь за рулём, и прошу поцеловать внука от меня. Даже несмотря на то, что с Евой мы практически ежедневно на связи, мы не говорим об её отце.

Само собой оно так получается или намеренно — я не могу знать. Просто это будто уже не имеет значения. Хотя, признаюсь, я шла к этому — но осознавать это действительно тоскливо.

Да, я не плачу в подушку. Хотя я тоже человек, и порой, увидев, например, фото на стене, меня пробивает на эмоции. Я словно застываю, глядя на нас — улыбающихся с семейного праздника или просто случайно пойманный кадр.

Чтобы этого не испытывать, я, конечно, сняла всё, что могло бы напоминать о нас. Но я живу там, где мы писали нашу историю. Да и разве возможно за несколько месяцев вылечиться? Я считаю — нет. Особенно когда у вас столько всего за спиной.

Сердце всё ещё болит. И я могу сколько угодно делать каменное лицо — но он был моим мужем, чёрт возьми, двадцать с лишним лет. Я безоговорочно любила этого человека. И я приняла его предательство. Однако я трезво оцениваю себя — я его ещё не пережила. И не знаю, когда это случится.

Кому-то требуется полгода, кому-то год, кто-то болеет вплоть до трёх лет… Всё зависит от нас самих. И я верю, что скоро вылечусь, но пока я ещё не могу сказать, что вновь стала цельной — даже в глазах самой себя.

Забираю сумку, стараюсь побыстрее, но движения и вправду вялые — потому что как будто слабость накатывает. Главное — инфекцию не подцепить, а то говорят, сейчас с этим обстановка та ещё.

Вылезаю из машины и плетусь в сторону своего подъезда. Жду ответ от Евы и проверяю телефон — но она молчит. Надеюсь, что если она спит, то я её не разбудила. Хотя Ева и спит — это вообще на грани фантастики.

Усмехаюсь, расплываясь в секундной улыбке. А когда сворачиваю к двери подъезда, то вижу на скамейке знакомый силуэт.

Я даже резко останавливаюсь.

Смотрю на него. Он — на меня.

Я не видела его около трёх или четырёх недель — с того разговора у клиники. И сейчас в груди будто разгоняется настоящий болид на треке. Рука невольно тянется к волосам — поправить. А Гордей разглядывает так, будто видит впервые.

Не сводит глаз, не моргает, не проходится оценивающим взглядом — а просто смотрит в глаза. Будто сейчас в них то, что ему нужно.

Наконец сглатываю этот эффект неожиданности и, надев сумку на плечо, подхожу ближе.

— Привет, давно ты здесь? — неловкий вопрос, будто мы не знаем, как говорить друг с другом. — Нет, — хрипло отвечает мужчина. — Я хотел поговорить с тобой, если ты не против. Если поздно или ты можешь в другой день — не проблема.

Хмуро всматриваюсь в лицо Зарудного.

— Сколько ты здесь? — даже если допустить мысль, что он помнит, во сколько я заканчиваю... А я сегодня должна была быть свободна в пять…

Сейчас — девять.

— Так давайте ключи сброшу, чего ждать тут! — кто-то кричит из наших соседей с балкона второго этажа.

Дом, безусловно, высотный и многоквартирный. Мы особо никого не знали — особенно с нижних этажей.

— Понятно, — качаю головой. — Идём...

И ведь упёртый как баран. Что неизменно — то неизменно.

Он встаёт, вижу, как забирает свою трость. Уже сильно лучше передвигается — что я украдкой наблюдаю. Да, должно быть плевать, но я не бесчувственная тварь, как бы он ни поступил. В любой ситуации моё правило — оставаться человеком. А уж остальные могут вести себя как пожелают — в меру своей социальной ответственности и воспитания.

Мы заходим в дом, консьерж, завидев нас, улыбается.

— Почему не зашёл? Тебя бы впустили, — спрашиваю я тихо. — Даже если и сесть в холле.

— Посчитал это неправильным, — так же спокойно отвечает он. — Как ты? Как твои дела? — спрашивает он уже в лифте.

Как назло, вместо большого лифта приезжает маленький. И пусть два человека там спокойно поместятся — у меня всё равно как будто мгновенно развивается клаустрофобия.

— Работаю… Если ты о том звонке, то больше…

— Я знаю, — перебивает он. — Я всё тебе потом расскажу. Я в процессе, но тебя больше не побеспокоят. Гарантирую, — говорит он уверенно, а мне, как всегда, мало вводных.

— Не сегодня расскажешь? — интересуюсь.

Гордей улыбается — так по-прежнему, что это на долю секунды выбивает дух.

— Не сегодня, Марта, — с печальной улыбкой отвечает. — Но я должен тебе сказать ещё кое-что.