Развод. Вина Тирана - Софи Вирго Страница 36

И самое страшное, что только сейчас до меня дошел смысл вопроса Лизы в полной степени. Неужели я его и правда простила?

Да нет, это глупости какие-то. Разве такое возможно, как можно простить такое предательство? Я ведь даже пыталась сбежать, но все безуспешно. А теперь со стороны подруге показалось, что я в мире с ним. Но ведь со стороны, когда ты не носишь маску, люди видят то, что у тебя на душе. Раз она увидела прощение, значит, это читалось в моих глазах.

Но когда это произошло, и главное, как? Почему я передумала? Почему я растаяла? И произошло ли это на самом деле?

Это все очень странно и ненормально. Мне кажется, все же Лиза что-то перепутала. Возможно… возможно, я просто была в тот момент Эмиру очень благодарна за его помощь, за то, что не бросил, за то, что не оставил одну в беде. Отсюда и такое глупое выражение в глазах.

Да, наверное, именно так и есть. Она просто ошибочно приняла благодарность за прощение.

- Снежан, я вернулся, - зайдя в дом, с порога кричит Эмир.

Неужели в доме перестанет быть тихо? Пока я болею, муж решил, что детям лучше пожить у дедушки с бабушкой, поэтому сегодня я осталась совершенно одна.

Тишина безумно давила на меня весь день. Оказывается, я от нее очень отвыкла, а может быть, мне стало просто страшно в тишине. Когда единственные звуки, которые тебя окружают, ты издаешь, сам, чувствуешь отчаянное одиночество, а мне очень страшно остаться одной, и я это понимаю.

Я даже понимаю, что, если мы с Эмиром разведемся, когда дети упорхнут из дома, я останусь одна, полностью одна, и вот так буду проводить каждый вечер в одиночестве и надеяться, что дети будут как можно чаще заглядывать в гости хотя бы на несколько часов, чтобы разбавить мое одиночество.

Но ведь я не могу от них этого требовать, у них будут свои семьи, дети, им будет хотеться провести время с ними. Какой-то кошмар.

- Как твое самочувствие, - зайдя в комнату, сразу интересуется муж. - Ты все лекарства приняла? Только честно отвечай.

Присаживаясь рядом со мной, достает из корзинки градусник и протягивает мне. Да что он со мной, как с маленькой? Конечно, я контролирую температуру. Зачем все это? Но, я солгу, если скажу, что мне это неприятно. Вот такие поступки все же многое говорят об отношении человека к тебе.

Раз он заботится, значит, что-то в его сердце ко мне живо. Не знаю, любовь, уважение, какая-то привязанность, но что-то в нем есть, я ему не безразлична.

- Честно все принимала, много пила и спала, выполняла все твои указания, - положив градусник подмышку, рапортую ему.

- Вот и молодец. Что хочешь кушать? Заказывай, приготовлю, но учти, я не могу сделать все те кулинарные шедевры, которые готовишь ты. Мне бы что-нибудь максимум средней тяжести, - немного смеясь в конце, говорит мне.

- Не знаю, я не хочу кушать, - честно отвечаю ему, на что получаю недовольные цоканья в ответ.

- Ну, поесть тебе в любом случае придется, хочешь, ты того или не хочешь. Откуда организму силы брать на восстановление, если ты не даешь ему никакой энергии? Так дело не пойдет. Предлагаю сделать яичницу с овощами, и я помню, что вчера у меня оставалось мясо от бульона. Небольшой сытный ужин. Насиловать тебя едой не буду, но хоть что-то ты должна съесть. Договорились?

Насупившись, спрашивает у меня, но понимаю, ответ ему не требуется.

- Вот и договорились.

- Как дела в салоне? Все хорошо прошло, почему ты не рассказываешь?

Поднимаю голову и вижу, как он замирает на полушаге. Сажусь на диване, чтобы видеть его. Неужели что-то пошло не так? Что он сделал? Но Вероника не жаловалась.

- С цветами все хорошо, - развернувшись и сложив руки на груди, говорит муж. - Все получили, все качественное, девочки справятся.

- Тогда почему ты такой напряженный? - настороженно спрашиваю у него.

- А потому что не понимаю, почему ты никогда не говорила мне о своих проблемах. Но об этом лучше поговорить, когда ты полностью поправишься. Сейчас, боюсь, такой серьезный разговор ты не вынесешь, а если и выдержишь, то после него будешь чувствовать себя очень опустошенный, что негативно скажется на твоем выздоровлении. Поэтому давай лучше перенесем это все.

- О чем ты, Эмир, я не понимаю тебя. О каких проблемах речь? Что у вас там произошло?

Смотрю на мужа и не понимаю, почему он злится. С каждой секундой в его глазах все больше ярости, но меня это не пугает, потому что ярость направлена не на меня, скорее на самого себя, словно он что-то мог сделать, но не сделал, и за это сейчас готов разорвать себя на куски.

Но что такого могло случиться в салоне, что он испытывает к себе такие чувства? Там ведь было обычное принятие цветов к празднику. Что могло так выбесить его?

- Эмир, - зову его, когда пауза затягивается.

Не хочу думать, не хочу предполагать, не хочу накручивать сама себя, пусть уже скажет, что стряслось, и я выдохну.

- Почему ты мне не говорила, что сама таскаешь тяжелые коробки? Почему ты мне никогда не рассказывала о проблемах в своем чертовом салоне?

- Коробки, причем здесь коробки? О чем ты? - растерянно смотрю на него и не понимаю, правда, не понимаю. О чем он?

- Так, Снежана, давай ты сначала поправишься, а потом мы поговорим. Я не могу сохранять спокойствие, когда вспоминаю то, что сегодня произошло. Это ненормально. Во всяком случае, давай хотя бы отложим все на завтра очень тебя прошу.

Стараясь говорить, как можно спокойнее, Эмир устало потирает переносицу.

- Нет, мы поговорим сейчас, - продолжаю настаивать, потому что теперь не смогу уснуть.

Как можно спокойно есть, пить, спать, сидеть, когда тебе сказали что-то, но не договорили. Это чувство недосказанности, эта неизвестность, они сводят с ума, не дают успокоиться. Так нельзя. Он уже сказал «А», теперь надо сказать и «Б».

Эмир смотрит на меня суровым, тяжелым взглядом. Ему, правда, хочется перенести разговор, но слишком поздно. Даже если бы он ничего не сказал, я бы все равно вывела