Мой проклятый Марс - Ксана М Страница 36

– Я не шутил. Я действительно хочу, чтобы ты перебралась ко мне.

– Мы можем встречаться и так…

– Я не хочу «и так», Бэмби. Мне недостаточно просто видеть тебя время от времени. Я хочу большего.

Засыпать с ней в одной постели. Завтракать по утрам.

Я, черт возьми, погряз в девчонке по уши.

– Ты ведь знаешь меня еще так мало… – не перестает искать причины.

А я готов с каждой бороться, если нужно.

– Мне не нужна целая жизнь, чтобы понять, что ты для меня значишь.

– А что я для тебя значу? – шепчет.

И пусть через секунду уже жалеет о сказанном, я не собираюсь отступать.

– Ты – моя Муза.

Малая слабо улыбается и краснеет по самые щеки, а я понимаю, что это признание никогда не опишет всего, что я чувствую к ней. Наружу просится так много слов. Так многое хочется, не тая, рассказать. И про отца с мамой. И про Миру. Я ведь не хочу ничего от этой девочки скрывать. Но разве бросить ее в эту яму с гремучими змеями справедливо по отношению к ней? Ее мир такой чистый сейчас. Такой светлый. Что будет, если я войду в него из своего? Уже вошел, Рид, уже… вляпался по самые гланды. Не думал ты об этом тогда, да? Или думать просто не хотел?

Мобильник в кармане настойчиво вибрирует, а я еще до того, как достать его, чувствую, что ни о чем хорошем он не сообщит.

Сжимаю зубы, зная, что приезд отца не предвещает хорошего. Вряд ли это просто семейный визит. Трудно даже допустить мысль о том, что отец здесь потому, что волнуется или скучает. Скорее всего, что-то случилось, иначе бы он никогда не вытащил свою накрахмаленную задницу из кабинета. Что-то… почти уверен, что это связано со вчерашним концертом и дракой, которую мы с парнями устроили у Клуба. СМИ работают быстро. Как бы Стайлз ни старался, он не всесилен. А значит, хоть где-то, хоть как-то об этом написали. Да еще и небось с три короба переврав.

– Уходишь? – обеспокоенно спрашивает, когда встаю. Чувствует. Черт, а чего я хотел? У меня все черным по белому на лице.

– Мне нужно решить одно срочное дело, – шепчу, целуя Терри в волосы. – Я зайду за тобой вечером, ладно? Ничего не планируй.

Недоговариваю, чтобы не волновать, хотя есть ли в этом смысл? Скайлер все знает. Сама мне написала. И хотя она не ярая сплетница, уверен, Терезе все расскажет.

Когда выхожу из дома, почти сразу ловлю в фокус отцовский «Бугатти». Все та же показушность и те же миллиарды. Все тот же до идеальности отглаженный пиджак и начищенные до блеска ботинки. А еще ненависть, которую я испытываю каждый раз, стоит мне приблизиться к нему ближе, чем на десять метров.

– Что ты здесь делаешь? – без любезностей и предисловий.

Просто не имею на это ни желания, ни сил.

Отец отрывается от экрана мобильного и поднимает на меня глаза. Оглядывает сверху вниз и молчит какое-то время, будто пытается считать. А затем отталкивается от своей отполированной тачки и убирает драгоценный гаджет в карман.

– Не такого приема я ждал, – упрекает, хотя вряд ли его это задевает. – Это ее дом, верно? Той девчонки?

– Тебя это не касается.

– Она тебе не пара.

– И снова, – едва не завожусь.

С ним я всегда где-то на грани. И любая тема, которую он затрагивает, в конечном итоге заканчивается для нас скандалом. Мы ссоримся, и я лишь сильнее его ненавижу.

– Эта девчонка погубит репутацию нашей семьи.

– Откажись от меня.

– Что ты сказал?

– Откажись, и твоей репутации перестанет что-либо угрожать.

– Не мели чепуху, Макстон, ты – мой сын. На днях я планирую официально представить тебя акционерам.

– Ради чего?

– Потому что ты мой наследник. Наследник всей энергетической империи.

– Твоей империи, к делам которой я не хочу быть причастен. – повторяю в сотый раз, но уверен, будет и сто первый.

– Ты обязан. Это твой долг.

– Нет.

Секунда. В глаза. Бам.

Отец не приемлет отказы. Любое несогласие с его мнением, любой порыв к сопротивлению – для него как вызов. Чертова красная тряпка, от которой мускулы на его лице моментально наливаются сталью, а глаза становятся вулканической лавой. Той самой, что жжет сильнее артиллерийского огня.

– Нет?

– Нет. Я никогда не встану во главе твоей компании. Моя жизнь – в музыке.

– Жизнь, – усмехается, брызжа ядом. – Играть тупое шоу для вечно ширяющейся молодежи. Устраивать посреди таких сборищ драки. Это ты называешь жизнью? Такая тебе по вкусу?

– Любая, в которой нет тебя и твоей компании, – соглашаюсь, потому что бесполезно спорить. Спорил. Доказывал. Долго и упорно, годами. Но это один хрен ни к чему не привело. Отец слишком глух, чтобы услышать. Слишком упрям, чтобы понять. Он не знает мой мир и не хочет его узнавать. А я оставил напрасные попытки что-то ему доказать.

– Ты еще мальчишка и не понимаешь, что все, что я делаю, я делаю ради тебя.

– Моя мать. Вот, кто делал все ради меня.

– Твоя мать была позором нашей семьи!

– Так считаешь только ты! – снова завожусь с пол-оборота. Тысячу раз обещал себе держаться, контролировать вспышки гнева, читать психологические книжки и делать всю прочую херню, лишь бы, наконец, отпустить. Но не могу. Душа все еще медленно тлеет, превращая все внутри в пепел. И я, черт подери, не в силах этот процесс остановить. – Она любила меня! Тебя любила! А ты унизил ее и растоптал! Лишил всего, что у нее было!

– Благодаря мне! – в который раз бьет по самому уязвимому. – Твоя мать ничего не имела, пока не вошла в нашу семью!

– Плевать ей было на деньги! Она хотела свободы!

– Ты ничего о ней не знаешь! – рычит.

Наша перепалка давно переходит грань. Мы спорим прямо на улице, на глазах у соседей. И если страх за долбаную репутацию нет-нет, но возвращается к отцу, то мне давно уже на это наплевать. Наша семья пропитана ядом. И как бы он ни пытался обелить ее имя, все давно догадываются о правде. Все понимают, что мама ушла не сама. Что мой отец буквально вышвырнул ее из дома, оставив без гроша в кармане, полив помоями, забрав у нее не только жизнь, но и гордость. Она хотела петь. Всегда, сколько ее помню. Но ведь ему такой ее всегда было мало. Он хотел покорности.