Жертвуя королевой - Лули Тан Цу Страница 34

Все-таки он заслуживает того, чтобы я была с ним откровенна. Он ничего плохого не сделал, более того, все это время поддерживал меня, был чуток и внимателен. Да, что там говорить, если бы не мое растерзанное сердце, если бы не общее мое состояние, Назар был именно тем мужчиной, с которым я спокойно могла связать свою жизнь.

В этой жизни с ним не было бы той бешеной страсти, что была у меня с Максом. Но что такое страсть? Заслуживает ли она вообще внимания, если в конечном итоге происходит то, что произошло со мной?

Мысли неслись в голове, словно стадо диких мустангов и ни за одну я не могла уцепиться, так, чтобы это почувствовать себя уверенно. Мне было стыдно — только это я понимала точно.

В то же время, мне казалось странным, что Назар не сообщил о том, что будет здесь. Он не мог не знать, что там, куда мы с Максом едем, якобы, в командировку, будет турнир. В том смысле, что не мог знать уже тогда, когда я ему об этом сообщила. Но ничего не сказал.

Не позвонил и не написал, когда уже приехал. Выглядело все так, будто он что-то задумал. «Уж не поймать ли меня с поличным?», — подумала я.

Но все-таки у нас с ним не такие пока отношения, чтобы так себя вести. Да, своим поведением я обозначила определенную и недвусмысленную позицию. Да, я сделала все, чтобы он мог воспринимать меня уже как свою женщину, но все же! Открыто ничего не было сказано, не было никаких обещаний и ничего такого, чтобы считать меня окончательно привязанной к нему.

Ситуация была неприятной. Выхода я не видела и решила, что пускай все идет так как идет. В конце концов, я устала качаться на этих эмоциональных качелях.

Наконец, я увидел в зале Назара. Он вел себя не так как Макс. Видно было, что он сосредоточен, внимателен и тщательно продумывает каждый ход. В нем не было той расслабленности сытого льва, который играет со свой жертвой просто потому, что пресыщен, но и отпустить не может — жертва уже приговорена.

Назар именно что сражался. Это было видно по его собранности и некоторой общей нервозности.

Наконец, наступило главное событие. Как и предсказывали, за шахматной доской оказался Макс Рихтер и Назар Платонов.

Я вперилась в экран, где крупным планом были эти двое. По блуждающим огонькам в ледяных глазах Макса я видела, что скука его улетучилась. Он не был напряжен, но ему было интересно происходящее.

Макс не встал со своего места, как делал обычно, сделав ход, который тут же прокомментировали: «Итак, мы видим классический гамбит Рихтера, решение неодназначное. Сложно поверить, что Платонов не подразумевал такого хода и не просчитал варианты контргамбита».

В отличии от Макса, который хоть и превратился весь во внимание, но был спокоен и уверен, Назар явно был не в своей тарелке. Он нервничал. Я никогда его таким не видела. В его темных глазах было намного больше, чем просто партия, ощущение было такое, что на кону стоит намного больше, чем звание победителя.

Словно сама жизнь Назара сейчас зависела от исхода, так он себя вел. Он то и дело бросал полные, какое-то затаенной злобы взгляды на Макса. Я видела, как он поджимает губы, как играет желваками и временами, когда Макс делает очередной ход, сжимает кулаки. Он будто хотел броситься на Макса.

Я не узнавала Назара, но не узнавала и Макса. Уже спустя несколько ходов что-то изменилось в его поведении. Будто и он почувствовал эту едва сдерживаемую агрессию Назара и сам был готов раздавить того. И раздавить, не только нанеся ему поражение в партии.

Это почувствовали даже комментаторы: «Да, Рихтер и Платонов непримиримые соперники, но создается впечатление, что это противостояние выходит за рамки турнира».

Что же они не поделили? И когда?

Партия развивалась стремительно. Они оба стали делать ходы, почти ни секунды не задумываясь. «Такое ощущение, что Платонов и Рихтер играют блиц. Кажется, развязку мы увидим намного быстрее, чем рассчитывали», — подытожил один из комментаторов.

Теперь это было уже не похоже на шахматы. Больше на боксерский поединок. Напряжение, которое висело в зале, можно было резать ножом.

В какой-то момент я заметила, что Макс едва заметно улыбнулся. Морщина на его лбу разгладилась. Он откинулся на спинку стула, плечи его опустились. Я поняла, что это конец. Макс уже просчитал исход и теперь делал ходы автоматически. У Назара не было шансов.

Он, по всей видимости, и сам это понимал, но не сдавался. Лоб его покрылся испариной. И чем сильнее нервничал Назар, тем спокойней был Макс. Уже было видно, что он начинает скучать.

Наконец, Назар делает ход: «Непонятно почему Платонов не признает поражение, он не может не видеть, что партия проиграна. Это было ясно еще три хода назад», — подвел черту комментатор.

Я и сама была вся взбудоражена. Я закусывала губу, теребила локон, но ровно до тех пор, пока не увидела, как заскучал Макс. И сама я тут же успокоилась.

Снова мне стало за себя то ли стыдно, то ли еще что. Меня, вдруг, поразила мысль, что я целиком на стороне Макса. Что я переживаю только за него, а ставшего мне очень близким Назара даже не вижу, а только какого-то абстрактного Платонова.

Я волновалась за Макса так, будто не было это брошенного им два года назад: «Пошла вон». Будто не было этих мучительных двух лет. Будто вчера он вновь не отказал мне в правде.

«Да, что с тобой, Лора?! — одернула я себя. — Ты забыла, что он сделал. Вот так просто? Ты забыла, что вчера он отказался отвечать за твое разбитое сердце?»

Но я не могла себя заставить переживать за Назара. Разум здесь был бессилен. Вместо него говорило во мне что-то другое и этому другому было абсолютно плевать, о чем я там размышляю. Оно бросало меня то в жар, то в холод. Оно заставляло вглядываться в Макса, заставляло теребить локоны и закусывать губы. Оно не думало, не разбирало, что правильно, а что нет. Оно только чувствовало и это чувство было не задвинуть, не притушить, не отвести от него внимания.

То же самое было, тогда в номере, когда мы с Максом едва не разодрали друг друга от страсти. И чувство это не признавало стыда, оно не требовало оправданий, ему было все равно, кто и что подумает.