Барбара Делински - Сабрина Страница 33

— Ник был не в состоянии управлять своим телом, как другие дети. Я уже знала, что он не может держать головку, сказала об этом врачу, и он предложил мне комплекс несложных упражнений. Но дело было не только в этом, он не мог ни руки поднять, ни ножкой лягнуть. И тогда мне стало страшно…

Дерек, желая ее утешить или хотя бы ненадолго отвлечь от печальных воспоминаний, протянул руку к ее лицу и отвел с ее щеки выбившуюся из прически белокурую прядь.

— Врачи подтвердили опасения?

— Что ты! Они всячески меня успокаивали, — пробормотала Сабрина. — Даже когда Ники исполнилось пять месяцев, педиатр продолжал меня уверять что мальчик все наверстает. Но я ему уже не верила и стала показывать Ники специалистам. Все они в один голос заявляли мне, что небольшое отставание налицо. Правда, тут же добавляли, что картина заболевания размыта и, чтобы ее прояснить, требуется время. Лишь когда Ники исполнился год, я встретила врача, который четко и ясно мне сказал, что у моего сына сильная задержка в развитии.

Вспоминая эту самую печальную минуту в своей жизни, она обхватила себя руками, опустила глаза и стала исследовать взглядом носки своих туфель.

— Я полагала, что умственно отсталые дети чаще всего рождаются у бедняков, у которых нет средств, чтобы полноценно питаться и следить за своим здоровьем, или у женщин-алкоголичек. А еще я думала, что неполноценные дети рождаются у… идиотов. — Она подняла глаза и посмотрела на Дерека. — Глупо было так считать, верно?

— Не глупо — наивно.

— Ну так вот, — сказала Сабрина, тяжело вздохнув, — такая беда случилась со мной. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и пятьдесят две недели в году. Все это время я забочусь о Ники и одновременно ужасно себя жалею. Должно быть, это дурно с моей стороны — себя жалеть, но я ничего не могу с собой поделать.

— Иногда пожалеть себя очень даже полезно.

— Ты что — тоже себя жалеешь?

— А как же?

Особенно Дерек стал жалеть себя в последнее время, когда по ночам его охватывало сильнейшее желание, удовлетворить которое не было никакой возможности. Сейчас, впрочем, ему не хотелось об этом думать.

— Остается только удивляться, что тебе удалось ускользнуть из дома. Кто же остался с Ники?

— Дело в том, — сказала Сабрина, чувствуя неожиданный прилив гордости, — что я сменила прислугу. Помнишь, служанку, которая впустила вас в квартиру? — Дерек кивнул, и она продолжила: — Так вот, на прошлой неделе я ее уволила и наняла сиделку, которая будет жить в доме и ухаживать за Ники. Очень надеюсь, что она окажется хорошей помощницей.

— Знаачит, та, которую ты уволила, тебе не помогала?

— У нее был радикулит. Так, во всяком случае, она говорила. Но я не могла отделаться от мысли, что она ненавидит детей.

— Зачем, в таком случае, ты ее наняла?

— Я ее не нанимала.

Дереку потребовалось не меньше минуты, чтобы расшифровать ее взгляд. Выходит, предыдущую служанку нанял ее муж.

— Я рад, что тебе удалось от нее отделаться, — сказал он. В его словах крылся некий намек, но он не позволил себе подчеркнуть его ни жестом, ни интонацией. — Возможно новая прислуга и впрямь облегчит тебе жизнь.

— Я тоже очень на это надеюсь, — тихо сказала Сабрина и подумала, что сейчас самое время сообщить ему об уходе мужа. — В любом случае, хуже не будет. Если, конечно у Ники не повторятся судороги… — Она замолчала, не закончив фразы. Все мысли о Николасе и о том, что Дерек вправе знать о его уходе, разом ее покинули. Вместо эттого перед ее мысленным взором предстала та ужасная ночь, когда у сына начались судороги и ей пришлось везти его в клинику.

Дерек молчал, преисполненный нежности и сочувствия.

— В последнее время… — она опустила голову и потерла виски, — мне стала приходить в голову крамольная мысль, что если врачи обнаружили у Ники какую-нибудь смертельную болезнь, то это было бы очень даже неплохо, поскольку решило бы все проблемы.

Она бросила на Дерека быстрый, как молния, взгляд.

— Временами мне хочется одного: держать Ники на руках, укачивать его, петь ему песенки — короче говоря, отбросить все мысли о его болезни и просто его любить. Но бывает и по-другому. Когда я, не выспавшись, поднимаюсь с постели с головной болью и ломотой во всем теле и иду к нему в комнату, мне вдруг представляется, что ночью с ним случилось нечто ужасное, он уже умер, очутился на небе и оставил меня наконец в покое. — Помолчав, она прошептала: — Видишь, до чего я дошла?

Дерека пронизала жалость к этой женщине. Он и прежде ее жалел — с первого дня их знакомства, но теперь это чувство сделалось еще более острым и всеобъемлющим. Он думал, что потерял в тюрьме всякую способность сочувствовать другим людям. Теперь же выяснялось, что с выводами он поторопился.

— Не надо так о себе говорить, — произнес он, нежно обхватывая ее за руку повыше локтя. — Любому на твоем месте могло прийти в голову что-то вроде этого.

— Но ведь это ужасно! — воскликнула Сабрина. — Выходит, я, мать, желаю смерти своему ребенку!

— Это заблуждение. Ты не желаешь смерти своему сыну. Наоборот, хочешь, чтобы он был жив и здоров. Но все дело в том, что он болен. Ты же, понимая специфику его болезни, как никто, временами впадаешь в отчаяние и задаешься вопросом — уж не лучше ли ему оказаться на небе, нежели влачить жалкое существование на земле.

— В своих снах, — сказала Сабрина, поднимая на Дерека мечтательный взгляд, — я вижу, как Ники смеется, дерется с мальчишками, играет в бейсбол. Я вижу, как он взрослеет, поступает в колледж, а потом в университет. Я вижу его счастливым, сильным человеком, даже лидером. Но потом я просыпаюсь и начинаю сознавать, что все это мне привиделось и в реальности ничего этого не будет. Никогда. — На глазах у нее заблестели слезы. — Никогда, понимаешь?

— Понимаю, — прошептал Дерек, потом, наклонившись к ней поближе, едва слышно сказал: — Я сейчас положу тебе руку на плечо. Если толстый Фрэнк начнет орать, не обращай внимания. — Дерек вытянул руку, обхватил Сабрину за плечи и прижал к себе. Не прошло и секунды, как Сабрина снова оказалась у него в объятиях.

Толстый Фрэнк молчал. Сабрина не двигалась.

Дерек зарылся лицом в ее волосы и стал вдыхать исходивший от них запах жасмина. Именно благодаря этому аромату последние несколько недель его преследовали самые невероятные эротические фантазии.

Сабрина догадывалась о возбуждении, которое он испытывал. Она держала руку у него на груди и чувствовала, как часто и сильно бьется его сердце. Впрочем, ее собственное сердце тоже колотилось как бешеное, и стук его эхом отдавался у нее в ушах. По этой причине она не могла понять, чье сердцебиение она ощущает — Дерека или свое собственное.