Месть. Не стоило мне изменять - Софи Вирго Страница 33

- Ты... Как ты... - голос предательски дрожит, а пальцы сжимают подлокотники кресла. В груди что-то сжимается от переизбытка чувств.

Дима встает передо мной на одно колено.

- Год назад ты сказала, что не знаешь, какой я на самом деле, - тихо говорит он, и его голос звучит немного хрипло. - Ну вот, - он делает паузу, доставая из кармана джинсов маленькую бархатную коробочку, которая выглядит так, будто побывала в его руках уже сотни раз. - Теперь знаешь какой я. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

Я молчу. В горле стоит ком, такой плотный, что кажется, будто я никогда больше не смогу произнести ни слова. Я боюсь, что если попытаюсь заговорить сейчас, то расплачусь, а слезы оставят черные следы туши на щеках. Поэтому просто киваю, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

- Вероника, - он произносит мое имя так, будто это самое важное слово в его жизни. - Я не обещаю, что всегда буду идеальным. Я знаю, что могу быть резким, упрямым, иногда слишком прямолинейным. Но я точно обещаю, что каждое утро буду просыпаться и стараться стать лучше для тебя и Жени. Каждый день.

Он открывает коробочку. Внутри лежит кольцо, простое, элегантное, из белого золота с небольшим бриллиантом, который ловит отблески экрана и рассыпает вокруг себя крошечные радужные блики. Оно выглядит так, будто создано специально для меня, не кричащее, не вычурное, но бесконечно настоящее.

- Ты согласна стать моей женой? - спрашивает он, и в его голосе слышится легкая дрожь, которую он явно пытается скрыть.

На экране появляется последний слайд, фотография, которую я не видела. Дима обнимает меня сзади, а я смеюсь, запрокинув голову, совершенно не замечая камеры. Мы выглядим так счастливо, словно уже настоящая семья.

- Да. Да, согласна.

Его пальцы, обычно такие уверенные, слегка дрожат, когда он надевает кольцо на мой палец. Оно садится идеально, будто было сделано именно для меня, не слишком туго, не слишком свободно, просто в самый раз.

- Кстати, - шепчет он, уже обнимая меня, и я чувствую, как бьется его сердце, быстро-быстро, как у мальчишки. - Женя в курсе. Мы с ним долго обсуждали этот момент. Он сказал, что, если я тебя когда-нибудь обижу, он мне руки переломает. Собственноручно.

Я смеюсь сквозь слезы, которые наконец вырываются наружу, а на экране гаснет последняя фотография. В зале воцаряется темнота, но в ней уже нет ничего пугающего, только тепло его рук и сладкое головокружение от того, что произошло.

Но это точно не конец.

Уверена, это только начало.

Эпилог

Эпилог

Двадцать пять лет спустя

Вероника

Серебряные свечи на столе отражаются в бокалах, рассыпая по скатерти теплые блики. Воск стекает тонкими ручейками, застывая причудливыми наплывами на старинных подсвечниках, подарке Альбины на нашу десятую годовщину.

За окном поздний вечер. Наш дом наполнен смехом, музыкой и запахом жареного мяса, которое Дима до сих пор умудряется пересушивать, несмотря на все мои попытки научить его готовить.

- Пап, если бы ты не пережарил стейки, то это точно был б не ты, - смеется средний сын, Максим, как всегда над ним подтрунивает. - Двадцать пять лет мама пытается тебя научить, а ты все тот же.

- Зато не скучно, - Дима хватает его за шею и трясет, как медведь медвежонка. Его ладонь перекрывает почти всю ширину сыновних плеч, и я невольно улыбаюсь, все те же шутки, все тот же жест, с которым он когда-то подбодрил Женю на тренировке. - И вообще, кто тут главный по мангалу? Я! Значит, и правила мои.

- Главный по уголькам, - вторит ему младшая, Алиса, закатывая глаза, но тут же получает щелбан в лоб. Она морщит нос - точь-в-точь, как я в ее шестнадцать, когда мне казалось, что весь мир несправедлив.

Я наблюдаю за ними, за этим привычным хаосом, и ловлю себя на мысли, что даже не представляю, как могла бы сложиться жизнь, если бы тогда, в том кафе, Дима не подошел. Если бы он не оказался тем самым человеком, который не испугался ни моей злости, ни моих страхов.

В горле встает ком от странного, почти болезненного ощущения, что все могло быть иначе. Что я могла остаться той озлобленной женщиной с синяком на щеке, которая не верила никому.

- О чем задумалась? - Дима наливает мне сока.

- О том, что ты до сих пор не умеешь жарить мясо, - улыбаюсь я, но он видит, что я вру. Он научился читать меня, как раскрытую книгу, за эти годы.

- Врешь, - он притягивает меня к себе, и я чувствую его дыхание на виске. - Думаешь о том, как нам повезло.

- Может быть.

- Мам, пап, хватит шептаться! - кричит Артем, стуча вилкой по бокалу. Стекло звенит, и кот на подоконнике недовольно подергивает ухом. - Тосты!

Дима встает и на секунду все замолкают.

- Двадцать пять лет уже прошло, - Дима поднимает бокал. Голос у него грубый, но в нем столько тепла, что у меня предательски щиплет глаза. - И знаете что? Я до сих пор не понимаю, как Вероника терпит меня.

- Сильно сомневаюсь, что терпит, - фыркает Алиса. Она вертит в пальцах цепочку, подарок на восемнадцатилетие. - Она тебя просто дрессировала все эти годы.

- Алиска! - Женя бросает в нее салфеткой, но она ловко уворачивается. Бумажный комок попадает в салатницу, и Лиза, его жена, вздыхает, она уже привыкла к нашим безумным семейным ужинам.

Дима хохочет, и его смех, как всегда, заполняет весь дом. Этот смех стал звуком моего счастья, таким же привычным, как скрип половиц в коридоре или шум дождя по крыше.

- Ладно, согласен. Но если серьезно… - он обводит взглядом всех, детей, меня, даже кота, дремлющего на подоконнике. Кот, кстати, открывает один глаз,