Единственная для Зверя (СИ) - Бессмертная Майя Страница 33

Запах духов показался мне слегка другим, а на коже уже к вечеру высыпала жестокая аллергия, расплываясь по всему телу алыми пятнами и заставляя меня чесаться всё интенсивнее и интенсивнее. Приём антигистаминных таблеток решил все мои проблемы, а флакон духов перекочевал на антресоль, где я о нём благополучно забыла.

И вот сейчас я стою перед своим шкафом, в котором сохранился тот самый, первозданный аромат.

Осторожно перебираю вешалки со своими вещами и ощущаю, как на меня с новой силой нахлынивают воспоминания. Платье с выпускного вечера, любимые джинсы в стразах, розовый топик, который я брала у подружки поносить на выходные — всё тут, в этом тайнике старых вещей.

Захлопываю дверцы шкафа, плюхаясь на кровать и слышу, как тихонько звякнула пружина.

Ничего не изменилось, словно я никуда не уезжала, словно и не прошло этих четырнадцати лет.

Оглядываюсь по сторонам, замечая свои фотоальбомы на книжной полке, и аккуратно вытаскиваю самый старый из них, в синей бархатной обложке. Мои пальцы перелистывают старые пожелтевшие от времени страницы, а я никак не могу надышаться этим ветром воспоминаний, пахнувшим от толстого альбома.

Любовно перелистываю страницы, впуская себя в этот водоворот воспоминаний и, наконец, замираю. Вот оно.

То самое фото.

На которое я постоянно смотрела, думая о маме и мысленно разговаривая с ней. Тогда мне даже казалось, что мамуля мне отвечала — настолько простым и ясным был этот взгляд, затрагивающий все нервные окончания моего тела. Провожу ледяным, негнущимся пальцем по щеке матери, и почти физически ощущаю её бархатистую кожу.

Перемещаю взгляд ниже, на её руки и на шее начинает мелкой дрожью пульсировать венка — на среднем пальце левой руки мамули я отчётливо вижу очертания старого кольца. Вроде, оно досталось ей от бабушки и она совершенно точно обещала передать его мне по наследству.

Так где же оно?

В душе поднимается фонтан волнения а в висках начинают стучать маленькие молоточки и память услужливо подсовывает мне фразу, небрежно брошенную гадалкой почти год назад.

«Ты должна найти это кольцо и покойнице вернуть»!

Так вот о чём говорила тогда матушка!

Вскакиваю на ноги, небрежно откинув альбом с фотографиями, и начинаю озираться по сторонам. Отец совершенно точно не похоронил маму с ним, потому что она надевала его крайне редко, по каким-либо особым датам. И оно, скорее всего, так и осталось в маминой шкатулке с украшениями, которая когда-то стояла на старом комоде в прихожей.

Но сейчас нет ни того комода ни той шкатулки!

Выбегаю из комнаты, оглядываясь по сторонам, и вхожу на кухню, где Людмила Анатольевна аккуратно нарезает листья салата:

— Вика? Случилось что?

Думаю, она прочла по моему обеспокоенному лицу, что со мной не всё в порядке, и я сильно чем-то взволнована. Киваю, проводя кончиком языка по верхней губе, и смотрю на отца, который сосредоточенно воюет со штопором, пытаясь открыть бутылку вина.

— Пап, а где мамина шкатулка с украшениями?

Штопор, как по маслу, входит в пробку, сделанную из коры пробкового дуба, и отец вперивается в меня сосредоточенным взглядом:

— Она вроде бы в кладовке, не знаю точно. Люда, ты не помнишь?

Мачеха откладывает в сторону острый длинный нож, которым она мастерски управлялась и поспешно кивает, вытирая измождённые руки о белоснежный накрахмаленный фартук.

— Да, должна быть там, на верхней полке. Пойдём, посмотрим.

*****

— Вот она, смотри.

Тётя Люда снимает с верхней полки какую-то огромную картонную коробку, на подобие тех, в которых товары приходят в магазины, и бережно вручает её мне.

— Увесистая, наверняка, там много чего интересного можно найти.

— Да, там вещи твоей мамы.

Из моей груди вырывается хриплое дыхание, и я, не мигая, смотрю на мачеху каким-то боголепным взглядом, не веря своим глазам.

— Я думала, вы всё выкинули.

— Ну что ж я, изверг какой?

Людмила Анатольевна сухо пожимает своими тонкими плечами, слегка склонив голову на бок, подобно какой-то райской птице.

— Нет, конечно, много пришлось отнести на помойку, но всё ценное или важное для тебя я сохранила, просто убрала с глаз подальше, чтобы не тревожило ни тебя, ни Колю.

Кровь резко прилила к вискам и я на мгновение ослепла и оглохла — до того волнительным мне показался этот момент встречи с мамиными вещами. Мне захотелось сжать тонкие плечи мачехи и трясти их, чтобы она рассказала, почему мне ничего не было известно ранее об этой коробке, но тётя Люда лишь осторожно указала на огромный бабушкин сундук, стоящий на полу:

— Там — её одежда. Я не знала, стоит ли её хранить, но мне показалось это важным. Ты разбери и реши сама.

Господи, она даже одежду мамочкину убрала, а не просто отнесла на помойку, как мне казалось. Значит, в этом сундуке мамины шикарные наряды, яркие платья, красные лодочки на умопомрачительных каблуках, которые я просто обожала примерять, и много-много шифоновых шарфиков…

Ведь мама у меня всегда ассоциировалась с женщиной-праздником — яркая, фееричная, бесшабашная, с взрывоопасным истеричным характером, который порой доводил моего флегматичного отца до белого каления.

— Спасибо.

Выхожу из кладовки, аккуратной поступью направляясь в свою комнату. Мои пальцы дрожат, а в их кончиках чувствуется покалывание — до того я взбудоражена всем происходящим.

Господи, быстрей, я хочу разобрать эту коробку как можно скорее.

Перебираю содержимое коробки, пытаясь успокоить рвущееся на части сердце. Тётя Люда действительно сохранила всё самое ценное, оставшееся от матери — это и их с отцом свадебная фотография в витиеватой рамке, стоящая в серванте, и картина, вышитая мамочкой крестиком. Это — единственная её вышивка, на большее мою азартную мамулю, которая не могла усидеть на месте ни минуты, попросту не хватило. И мамина косметичка с её яркими помадами и бархатными тенями, и, как апогей — шкатулка с драгоценностями.

Поднимаю лиловую металлическую крышку шкатулки вверх и осторожно запускаю пятерню в эту россыпь ювелирных изделий, которые так обожала мамочка. И отец обязательно, на каждый праздник, баловал свою взбалмошную супругу новым подарком.

Броши, серьги, дорогое колье, несколько тонких браслетов, кулон с огромной жемчужиной, несколько колец с изумрудами — любимым маминым драгоценным камнем и пара изящных цепочек.

Кольца, которое я должна отдать мамочке, в шкатулке не оказалось.

Возвращаюсь на кухню, сканируя тётю Люду жадным взглядом. Она, несомненно, должна знать, куда делось то кольцо — это очень важно для меня.

— Людмила Анатольевна, я не нашла в шкатулке одного очень важного украшения.

Отец, разливающий вино по хрустальным длинным бокалам громко цокнул языком:

— Вика, ну что за глупости? Уж не думаешь ли ты, что Люда что-то присвоила себе?

— Я этого не говорила, пап. Но это кольцо очень нужно мне!

По лицу мачехи бежит чёрная тень, и я понимаю, что попала в точку. Женщина отставляет салатницу на край стола и, кинув на супруга опасливый взгляд, делает мне знак рукой, уводя с кухни в мою комнату.

— Ты о том старинном кольце, с фиолетовым тааффеитом?

Киваю, совершенно не представляя, что за камень был в том кольце, передающемся в нашей семье из поколения в поколение, но он точно был фиолетового цвета.

Людмила Анатольевна часто-часто дышит, постоянно прикладывая руку к переносице и судорожно выдыхает:

— Понимаешь, я, когда это кольцо нашла, то даже глазам своим не поверила. Тааффеит — очень редкий минерал, несколько кристаллов были найдены в Китае и Шри-Ланке, и я никогда не видела его вживую. Но, как геолог, заинтересовалась.

— И? Что вы сделали?

— Я его сначала на экспертизу отнесла, где подтвердили подлинность камня и назвали примерную стоимость…

Холодею, с силой сжимая руки в кулаки так, что у меня побелели костяшки пальцев. Очень надеюсь, что в тёте Люде не заиграла корысть, и она не продала это кольцо какому-нибудь коллекционеру.