Татьяна Тронина - Золотая женщина Страница 31

Но ее ждало разочарование – перед лавкой стояла толпа народу, все возмущенно шумели.

– А что случилось? – обратилась Вика к какой-то девчонке с тощими голыми ногами.

– Да вот, говорят, хлеба нет… – смущенно объяснила та.

На крыльцо вышел Абдурахман.

– Эй, Абдурашка, где хлеб? – закричали в толпе.

– Где хлеб, басурман?..

– Понаехали тут всякие, кровушку нашу пьют! – басом заорала тетка в вылинявшем халате.

Абдурахман повел глазами и взвизгнул:

– Не привезли хлеба!

– Да ты не финти…

– Почему не привезли?

– Откуда я знаю! – тонко-тонко завизжал Абдурахман. – Может, опять мост обвалилась, может, аварий какой!

Вика постояла еще минутку в толпе, потом несолоно хлебавши отправилась обратно.

– Баб Зин, ты представляешь – не привезли хлеба! – кинулась она к старухе. – То ли мост сломался, то ли авария на дороге…

– Бывает, – философски отозвалась старуха. – Но это ничо… Чё-нибудь придумаем.

«Что-нибудь придумаем» означало – испечем хлеб сами.

Вика пришла в восторг – она никогда ничего подобного не делала. Нет, конечно, кое-какие представления о кулинарии у нее были, несколько раз после замужества она даже устраивала Андрею семейный ужин – то со спагетти по-итальянски, то с яблочным парфе… Но печь обыкновенный хлеб?!

Вика с азартом бросилась помогать старухе.

Вода, мука, кусочек заветренных дрожжей из морозилки старенького холодильника…

Баба Зина влезла рукой в кастрюлю и принялась мешать. Но Вику вопросы санитарии уже не волновали.

– Дай я!

– Да за-ради бога… – уступила ей баба Зина место у стола. Села в сторонке и начала ворчать для проформы: – Умотала меня этакая жизнь! Все, осенью к сыну в город поеду! Хоть Любашу напоследок повидаю…

– Ты скучаешь о внучке?

– А то! И вообще, ничего тут нет, окромя огурцов с картошкой! Никакой радости в жизни… – Баба Зина прищурилась на Вику. – Вот ты, Вик, этих… восьминогов пробовала?

– Осьминогов? – усердно мешая тесто, отозвалась Вика. – Да, конечно… Давно только очень. Я в последнее время что-то разлюбила морепродукты.

– А еще чего пробовала? – с интересом спросила баба Зина и даже расположилась поудобней, чтобы слушать. – Ну, из этого… из ненашего?..

– То есть из экзотической кухни? Много чего… Фуа-гра, например, устрицы ела. Даже рыбу фугу однажды пробовала!

– Живут же люди! – мечтательно вздохнула баба Зина. – Замесила? Как следует? Теперь пусть в тепле постоит… Тесто должно подняться!

…К вечеру хлеб был готов.

Его достали из печи, положили на стол.

– Господи, как пахнет! – простонала Вика. – Можно, я уже отрежу?

– Да погоди, еще горячий. Пусть хоть чуток отмякнет!

– Баб Зин, я не могу терпеть! – завопила Вика.

– Режь уж, ладно…

Вика отрезала ломоть, поднесла его к лицу, вдохнула.

– Баб Зин, это чудо… Мой первый хлеб. Даже плакать хочется почему-то!

– Совсем сдурела девка… – покачала головой старуха. – Ох, чудная!

В этот момент за открытым окном кто-то прокашлялся.

– Приятного вам аппетиту… – в комнату заглянул мужчина. Вика вспомнила – его звали Митяем. Митяй, у которого старенький автомобиль и жена на сносях.

– Хлебушка, Митяй? – благодушно произнесла баба Зина. – На вот, и для Нинки еще буханку… Вы ж, молодые, и хлеб, если чего, толком спечь не сможете!

Вика отрезала еще один ломоть и поднесла его к Митяю.

Но Митяй стоял за окном молча, смотрел на протянутый хлеб и то и дело сглатывал – кадык ходуном ходил на его жилистой шее. В сумерках Митяй казался смуглым, почти чернокожим – абориген из южных стран, да и только.

– Митяй! Не спи!

– Я это… – тоскливо начал Митяй. – Аккумулятор разобрал. Барахлил он чего-то. А Нинка…

Вика с бабой Зиной тревожно уставились на Митяя. Вика вдруг вспомнила – тазовое предлежание, бедной женщине давно надо было уехать в город, в больницу!

– Короче, Нинке же еще через две недели… – словно услышав Викины мысли, продолжил Митяй. – Ну, я думал, что успею этот аккумулятор собрать… А Нинка, ну… Короче, Вик, ты ведь у нас единственная докторша!

Вика с бабой Зиной ошеломленно переглянулись.

– Я никогда не принимала роды… – с ужасом произнесла Вика.

– Ты же докторша!

– Но я… – Руки у Вики задрожали, и она инстинктивно прижала их к груди. – Баб Зин, что делать?..

– Нешто я знаю… – растерянно пробормотала старуха. – Но, окромя тебя, Нинке никто не поможет, наверно. – Потом добавила с неожиданным оптимизмом, обратившись к Митяю: – А ну как она сама разродиться сможет? Плевое ж дело! Раньше докторов вообще не было, и вот – не повымерли же люди без них!..

Митяй судорожно сглотнул.

«Не сможет! – чуть не закричала Вика. – У твоей Нинки – тазовое предлежание…» Но она вовремя сдержалась, боясь, что несчастный мужчина вот-вот грохнется в обморок – такое у него было лицо.

– Идем, Митяй. Посмотрим, что получится… – Вика вытерла руки о полотенце. – Баб Зин, я не скоро.

– Да уж думаю… – вздохнула старуха.

По дороге, торопливо шагая за Митяем, Вика думала: «Роды – процесс долгий. Особенно если в первый раз. Больше двадцати часов могут длиться! Сейчас пошлю Митяя к станции, там и телефон, там и все… Бегом он быстро добежит! Часа через три, четыре, максимум – через пять! – за Нинкой приедет машина, ее увезут в районную больницу, там ей помогут… Все обойдется, ей вовремя помогут!»

В доме у Митяя стояла странная тишина.

– Где она?

– Туда… Спальня там, – судорожно сглотнув, просипел Митяй.

– Чисто у тебя, хорошо… Настоящая городская квартира! – пробормотала Вика. – Нина! Нина, это я. Ну, как дела?..

Нина лежала в маленькой комнате, служившей спальней. Веселые обои в цветочек, игривый орнамент на занавесках, массивная кровать с завитушками, шелковый абажур… Нинкино лицо странно не гармонировало с этими легкомысленными мотивами. Оно было темным, красно-синего цвета, с зажмуренными глазами и открытым ртом. Нина молча вертела головой из стороны в сторону, не закрывая рта.

Вот почему в доме царила эта странная, тревожная тишина – на самом деле Нинка кричала. Только беззвучно.

И, как уже происходило не в первый раз, при виде человеческих страданий страх у Вики исчез, отступил.

– Так, что у нас там? – спокойно произнесла Вика, и провела ладонями над Нинкиным животом. В багровом тумане ягодицами вниз, прятался младенец, окутанный мутной пеленой плаценты. Воды уже отошли (впрочем, для того чтобы убедиться в этом, не надо было делать магических пассов – Нинка буквально плавала в луже). Кесарево ей сейчас никто не стал бы делать, поскольку ребенок уже пошел по родовому пути.