Язычники - Шеридан Энн Страница 31

— Черт возьми, он мертв. Я хотел хоть раз почувствовать, как бьется его сердце в моей руке, прежде чем раздавить его.

12

Банка с измельченным языком болтается у меня в руке, и я стараюсь сдержать рвотные позывы, но, если честно, это трудно сделать из-за того, как Роман вел машину обратно в замок, а эта штука подпрыгивала в банке, как будто у нее была своя жизнь… ну, я думаю, когда-то была. В любом случае, это чертовски отвратительно, и после того, через что Роман и Леви заставили меня пройти, я едва могла поверить, когда они отказались подержать его для меня.

Эти чертовы придурки.

Я почти ненавижу себя за то, что наслаждаюсь сегодняшним вечером, но списываю это на сильные обезболивающие, которые пульсируют в моем организме. Я уверена, что если бы мой разум был ясен, я бы увидела ужас, который творился вокруг меня, вместо того, чтобы поощрять его. Черт возьми, вид блеска в глазах парней чуть не вывел меня из себя. Видеть их в своей стихии, доминирующими и расставляющими свои ловушки, чтобы нагнуть семью ДеАнджелис, — это не что иное, как самое горячее зрелище, которое я когда-либо видела. Это настоящий позор, что они кучка психованных язычников, иначе я бы позволила себе по-настоящему влюбиться в таких волевых, могущественных мужчин. Знаете, не принимая во внимание тот факт, что они меня пытали. Это как бы убивает атмосферу.

Дверь “Эскалейда” закрывается за мной, и когда я возвращаюсь в замок, пытаясь не обращать внимания на баночку в руке, мой болезненный живот напоминает мне, что прошло слишком много времени с тех пор, как я накачивала себя обезболивающими. Мне следовало поесть и залечить раны, прежде чем вылезать из постели и трахаться с Маркусом. Но что я могу сказать? Вечер был волнующим. На мгновение это заставило меня забыть, как сильно я их ненавижу. Это было самое близкое к счастью чувство, которое я испытывала за долгое время… Пока мы не сели обратно в машину, и их каменное молчание не вернуло меня к моим мучительным мыслям и воспоминаниям.

Оставив парней позади себя, с собственными отвратительными трофеями, символизирующий их величайшую победу, я шагаю по огромному замку, полная решимости донести это дерьмо до Маркуса и избавиться от него. Миновав внушительную гостиную, я обнаруживаю Маркуса, сидящего на диване с мрачным выражением на красивом лице. Повернув назад, я упираюсь плечом в стену и смотрю на Маркуса, изучая его боковой профиль, когда он смотрит из окна в кромешную тьму.

— “Привет, чувак” ("Howdily doodily" — Фраза персонажа из мультсериала "Симпсоны"), — говорю я, застонав про себя в тот момент, когда эти слова прозвучали, понимая, что такой парень, как Маркус, с его воспитанием, скорее всего, не поймет эту фразу.

Мягкий, хриплый смешок срывается с его губ, когда уголок рта чуть приподнимается.

— Толстый Тони всегда был моим любимым.

Я усмехаюсь и иду в гостиную, ставя баночку с языком на кофейный столик перед ним.

— Вау, я не должна удивляться, — говорю я ему, опускаясь рядом с ним, смело беру его руку в свою, прежде чем нежно провести большим пальцем по красному шраму, который я оставила на его теплой коже. — Я думала, что тебе больше понравился бы Шестерка Боб.

— О, это так, — говорит он, его губы приподнимаются еще чуть-чуть. — Шестерка Боб всегда говорил так, как Тони никогда не мог, но у Тони была такая сила, о которой Боб мог только мечтать. Это игра власти, детка. Чтобы стать могущественным, нужно объединиться с силой, иначе в итоге окажешься со своим гребаным языком в банке.

Я смотрю снова на банку, и дрожь пробегает по моей спине, прежде чем я быстро меняю тему, нуждаясь в том, чтобы мои мысли были где угодно, только не там.

— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю я. — Ты знаешь, что твои братья устроят тебе неприятности.

— Пошли они нахуй, — говорит он. — Я был заперт в этой кровати несколько дней. Мне нужно было выбраться. Кроме того, не так весело сидеть взаперти в той комнате, когда тебя нет рядом, прячущейся под моими одеялами.

Мои щеки заливаются ярким румянцем, вспоминая, как я скользнула под одеяло и взяла его в рот после второго… или, может быть, третьего раза, когда я трахнула его ночью. Но что я могу сказать? Я просто не могла насытиться им. Черт, если бы сейчас его что-то явно не сводило с ума, я бы, наверное, уже стояла на коленях, с полным ртом и слезящимися глазами, захлебываясь его толстым членом.

— Сейчас, сейчас, — поддразниваю я. — Не будь таким грубым.

Маркус закатывает глаза и кладет мою руку себе на колени, прежде чем испустить глубокий вздох.

— Расскажи мне, что ты помнишь о той сучке в капюшоне, которая стреляла в меня.

Я хмурюсь, когда смотрю на него, застигнутая врасплох его вопросом. Он старательно избегал темы сучки в капюшоне, так что это было последнее, что я ожидала услышать из его уст.

— О, ммм… Я действительно мало что могу тебе рассказать. Ее голова была опущена, и капюшон закрывал большую часть лица, но у нее были светлые волосы, какие-то длинные и спутанные, как будто их давно не мыли.

— Рост?

— Невысокий, — констатирую я. — Может быть, на дюйм ниже меня, но я могу ошибаться. Не похоже на то, что мы стояли спина к спине с рулеткой и рисовали маленькие линии над нашими головами на гипсокартоне.

— Шейн, — ворчит Маркус, явно не в настроении выслушивать мой бред.

— Извини, — бормочу я, но я просто не уверена, что все это действительно очень полезно. — Была середина ночи, и было темно. Ты не можешь полагаться на мою память, особенно после того, что произошло после этого. Я целенаправленно пыталась забыть все это.

Маркус качает головой.

— Не надо. Первобытный страх и эмоции от этих переживаний — вот что заставляет тебя добиваться большего. Это величайший катализатор, который ты только можешь получить, он постоянно делает тебя сильнее. Это придаст тебе сил всегда стремиться к большему и никогда не возвращаться к тем же обстоятельствам, которые сломают тебя.

Я таращусь на него, совершенно сбитая с толку тем странным взглядом, которым он смотрит на мир.

— Если это