Солнце над облаками - Алина Егорова Страница 3

Не за кого. В их Березниках молодежь не задерживается: кто едет в ближайшую Пермь, кто в Екатеринбург, самые амбициозные – в Москву. Справедливости ради стоит заметить, что в Березниках тоже женихи имеются – другие как-то замуж выходят, и даже вполне счастливо, это ей, Ирке, не везет. Был у нее один в десятом классе, Денис Копейкин, да сплыл. Ну как сплыл? До сих пор рядом околачивается, еще и бузит, когда выпьет. Денис – парень неплохой, рукастый, все, что угодно, может смастерить. Им калитку поправил, в сарае полочки прибил. Особенно Ирина бабушка от Дениса в восторге, говорит, выходи за него, не пропадешь. И так в девках пересидела, будешь перебирать, останешься одна. А то, что выпивает, – так кто же не пьет? Мама Ирины имела насчет Копейкина иное мнение. Светлана Николаевна сама сбежала от мужа-алкоголика, когда Ире еще семи не исполнилось. Но и мама в последнее время стала с бабушкой солидарна: «Не в твои годы, Ириша, носом вертеть. Скоро станешь совсем никому не нужна. И не с твоей внешностью», – добавляла она без материнской нежности.

А что внешность? Вполне себе у нее внешность, если не придираться. Таких, как она, без тюнинга – большинство. Так что она не хуже многих, даже симпатичная. Нет у нее, у Ирки, ни накачанных гиалуронкой до состояния пельменя губ, ни по-мультяшному огромных глаз, ни малюсенького, кукольного носика. И фигура отточена не в фитнес-центре, а на огороде. Картошку вскопаешь, грядки прополешь, польешь, посадишь – вот и весь фитнес. Нормальная у нее фигура, естественная, какой и должна быть у женщины ее возраста, а не нелепая модная «синусоида», когда на тонком, словно нитка, теле две волны – одна спереди, другая сзади.

Да если бы она Дениса любила! Давно уже нет к нему никакой любви. Сначала, когда он ухаживал – широко, по-гусарски, мог потратить с ней в ресторане всю зарплату или оборвать клумбу в городском парке, – Копейкин казался Ире очень романтичным. И еще этот его густой запах одеколона. Такой брутальный, маскулинный. А когда обнимал! Своими огромными ладонями – крепко, до хруста. Ей, выросшей без отца юной девушке, Денис представлялся рыцарем. Первое свидание, первые цветы, первые поцелуи… Она ждала каждую их встречу, как дети ждут Нового года. Трепетала под его взглядом, а от его голоса замирало сердце. Незамысловатые комплименты Копейкина Ирка воспринимала словно божественную музыку. Ей никто никогда не говорил, что она красивая, особенная, интересная. А Денис сказал: «Ты такая интересная!» Это уже потом до Ирины дошел двойственный смысл этого выражения. То есть она слышала его и раньше, но тогда, под цветущей липой в парке, влюбленная девушка придавала особое значение каждому слову своего кавалера.

На какое-то время Копейкин исчезал из вида. То ли где-то шабашил, то ли уходил в запой. Даже женился на деревенской девушке, но та от него быстро ушла. Теперь он снова переключился на Ирину.

– Я уже завязал! – уверял он. – Почти не пью. Только по праздникам. По праздникам-то можно?

Ира с недоумением смотрела на Дениса. Из симпатичного парня он превратился в неопределенного возраста мужчину, по-прежнему высокого и мускулистого, но побитого жизнью. На его испитом лице, несмотря на мелкие морщины, еще угадывались следы молодости и даже былой привлекательности. Общий вид Копейкина создавал удручающее впечатление.

Совсем не о таком женихе мечтала Ира. Ей представлялся образованный, воспитанный молодой мужчина, спокойный и надежный, как крепость. Обязательно холостой, атлетически сложенный, с интеллектом на благородном лице. С которым можно было бы поговорить на разные темы.

Только такие мужчины Ирине не встречались, а если бы случайно их пути пересеклись, он даже не взглянул бы в ее сторону. Ира и в юности не пользовалась успехом у противоположного пола, а сейчас и подавно, кроме Копейкина и местных забулдыг, интереса к ней давно уже никто не проявляет.

Уж лучше быть одной, чем с такими, решила Алычова и уже смирилась, что останется без любви и никогда не выйдет замуж, что никогда у нее не будет того, о чем она раньше мечтала и представляла как само собой разумеющееся. Но перед сном, глядя сквозь окно на кусочек неба, Ирина вспоминала свои детские грезы.

Глава 3

Андрей

– One thousand, – прозвучал голос высотомера.

Тысяча футов. Не видно ни зги. Пятьсот – яснее не стало. На четырехстах едва проклюнулись посадочные огни. Несколько мгновений – и полоса выныривает из густого тумана.

Автопилот отключен, земля все ближе. Минимум. ВПП[1] уже как на ладони. Посадка. Самолет мчит по бетону как гоночный автомобиль.

– Уважаемые дамы и господа! Говорит командир Андрей Морозов. Мы прибыли в Санкт-Петербург, аэропорт Пулково. Температура воздуха плюс семнадцать градусов, облачно. Благодарю за внимание.

Андрей любил общаться с пассажирами по громкой связи. Он с удовольствием произнес положенную по инструкции речь и удовлетворенно улыбнулся. Предстояли два выходных и приятный вечер в компании друзей.

Роман с Ульяной оказался краткосрочным, но тем не менее он оставил приятные воспоминания. Три дня безудержной страсти, до дрожи, до искр из глаз. Раскрепощенная, яркая, с четкими линиями волнующего тела, Ульяна заводила с пол-оборота. Они срывали друг с друга одежду и с разбегу бросались в любовь. В его квартире не осталось поверхности, где бы они с Ульяной не предавались любовным утехам. Подоконник огромного эркерного окна – и тот был освоен ненасытной парочкой. Андрея возбуждало обнаженное тело Ульяны на фоне вычурных крыш старого города, видимых с его последнего этажа. Ульяна сексуально курила, стоя все там же у эркера, и закатное солнце роняло золотистые блики на ее глянцевую кожу.

Морозов почти влюбился. То, что между ними происходило, было похоже на морок, сладкий наркотик, уносящий в иную реальность. В этой реальности Ульяна была богиней, в воле которой возносить на небеса и бросать в бездну. Ее изящные руки, осанка, спина, балетные ноги, гордая поступь Валькирии… Она сама – венец творения. Уверенный взгляд царицы. В темных, как горький шоколад, глазах – холод. Андрей поймал себя на мысли, что хочет любви. Чтобы и Ульяна его любила, а любить она не будет. Откуда он это знал, Морозов не думал. Чувствовал, а чувства его никогда не подводили. Страсть, поразившая его мгновенно, как молния, так же быстро и исчезла.

Андрей распахнул дверь парадной и шагнул в свежесть ночи. Это было время между «вчера» и «сегодня». Во дворе единственное светлое окно, о хозяевах которого, как и о Морозове, сложно было сказать