Безумные Мечты - Л. Дж. Шэн Страница 3

— Мне не нужна твоя нью-йоркская квартира, — выдавила я из себя. — Я не смогу позволить себе уход за ребенком, и я не собираюсь работать на воображаемой работе и жить жизнью содержанки в двадцать шесть лет. — Я не была сахарным ребенком. Я прокладывала свой собственный путь в жизни, даже если у меня это плохо получалось.

— Ты упряма и неразумна, — обвинил Роу.

— Ты дерзкий и грубый.

Роу фыркнул.

— Это не может быть новостью.

— Твоя любовь душит меня, — сказала я.

— Твое отношение раздражает всех нас, — ответил он.

— Пожалуйста, — вмешалась Кэл. — Просто... подумай об этом, ладно? Ты можешь устроиться туда на работу. Может, что-нибудь в сфере маркетинга? — предложила она, и я услышала, как мой брат снова покрывает поцелуями ее кожу, отчего у меня в животе забурлило от гнева, раздражения и отчаяния. — Мы придумаем, как обеспечить уход за ребенком. Вариантов много. Тебе нужно убираться оттуда, Дилан, — мягко сказала Кэл. — Твоя работа там закончена. Ты больше не нужна своей маме. Она помолвлена, черт побери. Пора позаботиться о себе.

Легче сказать, чем сделать. Я не знала, как быть. Никогда не заботилась только о себе. Всегда посвящала свою жизнь кому-то, будь то мама или Гравити.

— Нет. — Я прикусила нижнюю губу, подсчитывая в уме, сколько будет стоить починить эту чертову дверь Джимми. — А теперь, извините меня, прошло уже больше десяти минут. Они уже должны были закончить. Мне пора отправляться на кушетку для обмороков.

— Если ты имеешь в виду диван в зимнем саду... не надо. Мы с Роу испытали его в прошлый раз, когда гостили у нас.

— Кэл, — рявкнула я.

— А также всю кухню, комнату для гостей и все душевые в доме, — лениво сообщил мне Роу. — Действительно, держись подальше от всего этого гребаного дома, если тебя раздражает мысль о том, что люди будут пачкать его поверхности.

Я повесила трубку и две минуты подряд кричала в воздух.

К тому времени, как я вернулась домой, мама и Марти уже не переигрывали в гостиной «Пятьдесят оттенков серого». Спасибо Господу за маленькие милости. В доме было темно и тихо, если не считать гудения холодильника. Я налила себе чашку воды, сполоснула посуду в раковине и поднялась по лестнице в комнату Гравити. Она была очень красивой: обои в цветочек, кроватка для малыша, которую Марти собрал сам и покрасил в ее любимый фиолетовый оттенок, и белые полки с любимыми книгами Грав. В комнате было грязно: научные наборы и LEGO разбросаны по мохнатому ковру и ее маленькому письменному столу, повсюду валяются книжки-раскраски и прорисованные буквы. Я вложила в Гравити все свои силы. Я хотела, чтобы она знала, что может стать кем угодно.

Я подошла к ее кровати, сердце забилось в горле. Каждую смену, которую я заканчивала, каждые чаевые, которые я прикарманивала, я всегда думала о ней. Она возвышала мое обыденное, скучное, неудовлетворительное существование до высшей цели.

Гравити была тем, что держало меня на якоре. Устойчивая почва под ногами.

Глядя на свою красавицу, я заправила тугой локон ей за ухо. Даже ее ушки были идеальны. В животе у меня зародился смех, который я проглотила. Когда Гравити родилась, она была похожа на сердитого старика. Теперь же от нее захватывало дух, и она была точной копией своего сбежавшего отца.

Такие же подкрученные ресницы обрамляли самые удивительные глаза: зелено-желтые радужки, обрамленные темно-синими кругами. Я провела кончиком пальца по изящному вздернутому носику, наблюдая, как вишнево-красные губы дергаются в крошечной улыбке. О чем она мечтала? Кем она станет, когда вырастет? В своих мечтах - тех немногих, которые я позволяла себе в эти дни, - я представляла, как вышибаю для нее дверь за дверью, помогаю ей достичь всех высот и целей, к которым стремится ее сердце.

Смогу ли я дать ей все это здесь, в маленьком городке Стэйндроп, штат Мэн? В том самом Стэйндропе, где есть одна школа, один детский сад, ноль перспектив и почти нет жителей? Даже новый торговый центр и шикарный отель, построенный пару лет назад, не сделали этот причудливый пляжный городок более пригодным для жизни, чем он был.

Что, если Грав закончит как я, застряв в месте, где она не была счастлива, довольствуясь тем, что есть, вместо того чтобы довольствоваться тем, что возможно?

Наклонившись, я поцеловала ее в щеку, едва дыша, чтобы не разбудить.

Спи спокойно, моя сладкая девочка, - пропело мое сердце. Мама любит тебя.

Это было смешно, но последней каплей, сломавшей мне спину, стало то, что через двадцать минут я стянула трусики, чтобы пописать впервые за восемь часов. Я сидела на унитазе, глядя на свои уродливые хлопковые трусики, и понимала, что у меня нет ни одной пары другого цвета, кроме бежевого. И что у меня нет настоящего нижнего белья. Никакой веселой одежды. Нет туфель на каблуках, которые я могла бы надеть. Нет друзей, с которыми можно было бы пойти прогуляться.

Мое дешевое, рваное нижнее белье было идеальной метафорой всей моей жизни. Бледное, несущественное, не имеющее никакого значения - что-то не вдохновляющее, унылое и практичное.

С болью я осознала, что хочу... ну, большего.

Жизнь не была черно-белой. Либо ослепительные каннские фантастические эскапады, либо унылые, бесконечные смены в закусочных и работа по дому. Я не обязана была жить так, как мне повезло.

В последний раз я совершила ошибку в суждениях в виде порвавшегося презерватива, когда облокотилась на подлокотник дивана, вжавшись щекой в верхнюю часть подушки. В результате родилась моя дочь. И хотя я любила Гравити больше жизни и никогда бы не изменила результат этой так называемой ошибки, траектория моей жизни из-за нее полностью изменилась. Я стала трусихой, слишком боялась совершать ошибки.

Но это была ошибка. Этот город. Эта работа. Эта бесцельная жизнь.

Я заслуживала большего, и Грав тоже. Я всегда могла вернуться сюда. Но что-то дикое, мятежное и вновь ожившее во мне говорило, что я этого не сделаю. Что, вырвавшись на свободу, я не перестану бежать. Я чувствовала себя так, словно только что очнулась от многолетней комы. Как будто я только что поднялась на воздух, пролежав на дне грязной лужи.

Я поспешно схватила телефон с края