Цветок зверя - Шелби Мануэль Страница 29

class="p1">Она проиграла свою борьбу со сном несколько часов назад, и, к моему изумлению, ее тело прижалось ко мне. Иногда я слишком высок для машин, и мои плечи часто задевают дверные проемы, но мои руки обвиваются вокруг нее, как будто она создана для того, чтобы быть там. Мне потребовались все силы, чтобы встать с постели до этого, но я знал, что ей здесь понравится. И я увидел ее лицо, залитое лунным светом. Наконец — то.

Вид моего дома в ее глазах подтвердил то, во что я боялся позволить себе поверить, — ее место здесь. Со мной.

Когда я крепче обнимаю ее, она придвигается ближе с тихим вздохом. Она не знает, что чувствовать, и я тоже, но если я продолжу сосредотачиваться только на том, чтобы защитить ее, тогда я действительно смогу обеспечить ее безопасность. В этот момент даже та часть меня, которая горит, когда она показывает страх, находит утешение в том, что она растворяется во мне. Мои глаза закрываются, когда я кладу голову ей на плечо, зная в глубине своей черной души, что мое решение было правильным.

Когда встает солнце, я держу свой цветок в руках и на мгновение не позволяю бесконечным вопросам беспокоить меня. Я не знаю названия стольким вещам, которые происходят внутри меня, и многие из них разрывают мое тело на части, но она вызывает некоторые из них, которые приятны. Она так чертовски мучительно хороша, что мне хочется разорвать ее на части, чтобы увидеть, что еще я могу чувствовать. Хотя мне нужно быть терпеливым.

После того, как солнце полностью показывается из-за деревьев, я несу ее обратно в постель. Мне нужно раздобыть еды на сегодня, а она, наверное, устала от паралитика, который я вколол ей в городе. Кроме того, день вождения, полетов и треккинга, о котором она даже не подозревает, что была частью. И, проснувшись, я полагаю, обнаружение, что ее похитили.

В течение следующих нескольких часов я колю еще дров, разделываю стейки из лося, который был у меня в холодильнике, и готовлю нам завтрак. Мне нравилось смотреть, как она ест, хотя она все время смотрела на меня. Но я был заворожен тем, как у нее сводит челюсти, когда она злится. И эти полные, надутые губы завораживают.

Я поджариваю перец на плите, когда наконец слышу, как она просыпается. Она некоторое время глубоко дышит, чтобы успокоиться, лежа в постели, потом включается душ. Боль в моем животе усиливается, когда я представляю ее там, но я подавляю все, сосредотачиваясь только на ее потребностях.

Добавляя перец и нарезанное мясо к яичнице-болтунье, я слежу за тем, чтобы все было готово к тому моменту, когда она выйдет. Она не торопится собираться, и я борюсь с желанием поторопить ее. Пойти туда и шокировать ее. Посмотреть, как она боится, когда на ней нет никакой одежды. С каждой секундой оставаться сосредоточенным становится все труднее.

Пока я готовлю нам кофе, она снова колеблется у двери, вцепившись в ручку и напрягая пальцы. Она не заперта, но я думаю, что она решает, как подойти к этой ситуации. Мне любопытно, что ей подсказывают инстинкты.

Она, наконец, открывает дверь, и я делаю глубокий вдох, когда ее аромат наполняет комнату. На ней шорты с высокой талией и заправленная рубашка в горошек. Она надевает ее только тогда, когда ей нужна уверенность для чего-то вроде рабочей встречи.

Она съеживается, когда видит меня, а затем собирается с мыслями, слегка помахивая рукой, когда я потираю рот, чтобы сдержать улыбку. Она такая никудышная лгунья. Она уже знает, что ее страх влияет на меня. Наблюдать, как она пытается разгадать меня, приятнее, чем я думал.

Я немного взбешен, что она не видит, что я пытаюсь для нее сделать. То, что она просто не бросается в мои объятия и не умоляет взять ее. Но видя, как часть меня самого хочет проверить, сколько страха я действительно могу ей внушить, вероятно, она делает правильный выбор, все еще держась от меня на расстоянии.

Когда она скользит вдоль стены и делает короткие вдохи, я пристально смотрю на нее, пытаясь понять, что она чувствует. Зная, что она любит завтракать, как только просыпается, я указываю подбородком на стол. На этот раз она не колеблется и не спорит, но по-прежнему не поворачивается ко мне спиной, когда подходит к столу.

Когда она садится, а я подхожу с кофе, ее кулаки сжимаются на коленях, а мышцы напрягаются при подготовке. Я подтаскиваю свой стул, чтобы сесть рядом с ней, заставляя ее руку еще сильнее сжать вилку, вероятно, планируя пырнуть меня. Это то, что я бы сделал. После того, как я ставлю перед ней кофе, я протягиваю руку за ее вилкой. Она может попробовать проткнуть меня, если хочет. Ощущение ее борьбы со мной было сильным, но я не думаю, что она готова к тому, чтобы я еще к ней прикасался.

— Что? — Она хмурится, отказываясь от попыток взять себя в руки.

Я не отвечаю и не двигаюсь, когда ее губы раздраженно подергиваются. Она мгновение дрожит в нерешительности, прежде чем сунуть вилку мне в руку. Я хихикаю от ее неповиновения, кладу на блюдо несколько яиц и протягиваю ей.

Ее глаза комично расширяются, когда она понимает мое намерение.

— Ты меня не будешь кормить. — Она указывает на меня пальцем, позволяя своему гневу взять верх.

— Это последствия твоего вчерашнего пренебрежения к еде. Тебе нужно подкрепиться. Я хочу, чтобы ты поняла, что все будет проще, если ты будешь слушать меня, — просто говорю я, и ее гнев нарастает с каждым моим словом, из ее ушей практически идет пар, но я не убираю от нее вилку. Она с вызовом прищуривает глаза, берет свой кофе и делает медленный, прихлебывающий глоток.

Хотя мои слова не были ложью, они и не были всей правдой. За последние несколько месяцев я наблюдал, как она ест разные блюда, и мне всегда было интересно, на что это похоже. Этот вопрос был последним в моем списке, но у нас есть время ответить на каждый из них.

На моем лице появляется довольная усмешка, и на этот раз, кажется, это приводит ее в ярость, а не пугает. Резко вздохнув и закатив глаза, она открывает рот. Я провожу вилкой по ее полным, изогнутым губам, наши взгляды все это время остаются на связи. Эта голодная боль, которую она вызывает во мне, впивается в мою кожу, пытаясь заставить