Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения Страница 27

— А ты их не заметил? — заметил, и даже очень… Грудь, и правда, стала гораздо больше и… В общем, ниже лица глаза лучше не опускать. Делай что угодно, Картер, только не смотри на ложбинку. Не смотри…

— Я знаю, что ты делаешь.

— И что же? — она изображает невинность и скромность, но в это я никогда не поверю. Простотой и непорочностью тут и не пахнет.

— Думаю, ты возбуждена, — сделав шаг вперёд, я подхожу ближе к ней и касаюсь пояса развязанного однотонного светлого халата, с трудом перебарывая желание сдвинуть всё равно несколько мешающую ткань в сторону и коснуться живота, ведомый опасением, что этого мне будет решительно мало. — И, вероятно, хочешь использовать меня, чтобы освободиться, но я не твой. И не могу быть твоим всякий раз, как только у тебя возникает эта потребность, чтобы потом снова быть выброшенным до следующего такого мгновения. Но попробуй прикоснуться к себе. Может, тебе это тоже поможет.

— Похоже, в преддверии матча ты можешь больше не бояться затуманить собственные мысли. От них уже пахнет манией преследования. Возбуждена? Хочу использовать? Ты это по себе, что ли, судишь?

— Нет.

— Ну, я тебя разочарую, Картер. На твоей персоне свет клином не сошёлся.

— То есть с тобой всё отлично и без меня?

— Определённо.

— Тогда почему ты держишь мою руку словно утопающий, который изо всех сил цепляется за спасательный круг? — Оливия учащённо дышит и, резко опустив свой взгляд вниз, убедившись в объективности моих слов, тут же одёргивает собственную ладонь, будто от кипятка, а не от всего лишь естественной температуры человеческой кожи. Я почти жду ругательств и нелицеприятных слов, но всё, что Лив произносит после краткой паузы, это такую же короткую фразу:

— Подожди меня в машине, Дерек. Я хочу поехать на игру, — интересно, с чего бы это вдруг? Но я вроде как рад, хоть теперь и нервничаю значительно больше, чем минуту назад, когда ещё не подозревал о желании Лив присутствовать на трибунах.

— Я заплачу по счёту.

— Нет нужды.

— Думаю, я обязан, — раз уж твоя грудь выросла из-за беременности, а значит, всему виной, в том числе и незапланированным тратам, моё прямое участие. — Возьми ещё и в синем цвете.

— Зачем?

— Да просто так. Ты же любишь разнообразие. Наверное, второй комплект лишним не будет.

Глава четырнадцатая

— Ты не выглядишь морально готовым к отъезду, — так я и не готов. — А что со сборами?

— Всё путём.

— И эту свалку ты называешь сложенной сумкой? — проследовав за мной по лестнице в спальню, Лив замечает лежащий на кровати раскрытый чемодан, в который я абсолютно хаотично и как придётся побросал свои вещи даже без уверенности, что там нет ничего лишнего, но зато всё действительно необходимое на месте. У меня нет настроения думать на эту тему и впоследствии складывать каждую вещь отдельно. И взяться ему абсолютно неоткуда. Проигранная накануне заключительная перед выездом на гостевые матчи домашняя игра просто не позволит ситуации улучшиться.

— Не обращай внимания. Чуть позже я всё утрамбую, — я пытаюсь захлопнуть крышку, но руки, облачённые в джинсовую куртку поверх белой майки и чёрных шорт, останавливают меня от задуманного:

— Хочешь, чтобы всё измялось?

— А тебе что за дело? В отелях всё равно погладят. Впрочем, если нечего делать, можешь навести порядок, — раньше всем этим занималась именно Лив, интуитивно понимая, что мне непременно пригодится, а без чего я легко смогу обойтись. Ей даже нравилось доставать необходимую одежду из ящиков комода с целью её комплектации, а я в свою очередь по-настоящему это любил. То, что ей приятно и исключительно в радость заботиться обо мне. Может, Оливия и не готовила, но за моими вещами она всегда ухаживала исправно и бережно. Как в повседневной жизни, так и тогда, когда дело касалось поездок по стране в течение чемпионата. Но вот сейчас она вовсе не обязана оказывать мне помощь. Хотя, не скрою, я был бы счастлив увидеть вместо вызванного эмоциональной нестабильностью бардака нечто опрятное и аккуратное.

— Что с тобой, Картер?

— Ты будто не знаешь. Вчера мы были сильнее, но нас всё равно фактически разгромили, а ты, уверен, даже этого не заметила, — Оливия сидела прямо в первом ряду, как и на двух матчах до того, но, в отличие от своего поведения в те дни, накануне она едва ли видела, что происходит на паркете. А я смотрел на неё настолько часто, насколько позволяла обстановка по ходу игры, но с каждым таким разом расстраивался только всё больше и больше уже не по причине ухудшения счета. А потому, что Лив была вся в своём телефоне и не знала, что я снова и снова ищу её внимания, расположения и молчаливой поддержки. Что я по-идиотски нуждаюсь в ней, словно ничего не изменилось, и мы по-прежнему те же люди, что поклялись любить друг друга до самой смерти и в горе, и в радости. Вот почему сейчас мне настолько паршиво. Больше из-за её морального отсутствия, чем в связи с поражением. Оно не первое и не последнее, а к её равнодушию мне не привыкнуть никогда. И не забыть тоже.

— Так ты что, злишься на меня?

— Я всегда злюсь на тебя.

— Что я сделала на этот раз?

— Зачем находиться на трибуне, если тебе и дела нет до того, что происходит прямо перед твоим носом? — бурча, высказываю я, одновременно удаляясь в ванную комнату, где останавливаюсь перед длинным и широким зеркалом над двумя раковинами и едва не вздрагиваю от вида покрасневших от стрессового недосыпа глаз. До вылета мне однозначно с этим не справиться, не успеть хорошенько отдохнуть и не заставить белки вернуться к своему естественному виду. Вся надежда на то, что удастся вздремнуть во время полёта и закрепить данный результат уже в гостиничном номере Техаса. Но значительной части меня ни туда, ни в Иллинойс, ни куда-либо ещё в этом сезоне ехать совсем не хочется. От одной только мысли оставить Лив без присмотра внутри всё переворачивается. Скверные, я вам скажу, ощущения. Будто что-то непременно должно произойти. Что-то нехорошее… — Случайным людям там не место.

— Возможно, у меня даже больше причин находиться на арене, чем у тебя. Мой отец вообще-то главный тренер. А ты всего лишь игрок. Сегодня ты здесь, а завтра нет. К тому же мы оба знаем, как это бывает.

— Но больше этого не будет. Отныне я настроен не бросать то, что у меня есть, так что было бы неплохо не отвлекаться на тебя.

— Ты что, наблюдал за мной? — я знаю, что скажу всё, как есть, что да, периодически успевал фокусироваться на её месте, но моё раздражение по этому поводу взлетает до небес, когда помещение наполняется музыкой звонка. Подняв правую руку с телефоном в ладони, едва взглянув на светящийся экран, Лив почти тут же сбрасывает вызов, но он вскоре возобновляется, побуждая её снова нажать отклоняющую кнопку. И что это такое, что она не желает отвечать? Разговор, не предназначенный для моих ушей? Неприятности, с которыми стойкая Оливия считает себя способной справиться самостоятельно, без привлечения бывшего мужа? Или кто-то настолько туп, как пробка, что не принимает того, что было сказано уже не раз?

— Кто это?

— Да так, ерунда, — она убирает телефон обратно в карман шорт и делает шаг ко мне, — ничего сильно важного.

— А что было вчера? Когда нет ничего важного, человек не ведёт бесконечные переписки.

— Тебе не об этом сейчас нужно думать. Лучше соберись. Будет сложно, но и в выездных матчах можно побеждать.

— Я позвал тебя не для этого, а чтобы поговорить. Игра в Иллинойсе шестого числа, так что мы вернёмся домой на следующий день ближе к вечеру. Я буду звонить.

— Каждый час, да? Чтобы проверять меня, не сделаю ли я что-то с ребёнком?

— Лив.

— Ты хочешь на меня злиться?

— Я не понимаю.

— Ты сказал, что злишься, но разве это не вопрос выбора? Ты можешь решить, испытывать что-то или нет.

— Решить, хочу ли я злиться?

— Да, — Лив вдруг прислоняется к моей спине всем своим животом, а мой торс полностью обнажён, ведь, кроме спортивных штанов, на мне ничего нет. Ни рубашки, ни майки. Этот контакт нежелателен и должен быть запрещён. Но, страждущий, большую часть времени неудовлетворённый и беспрестанно желающий, я ощущаю его до мурашек по телу и позволяю Оливии сцепить руки на моём животе около пупка. Но она же не станет, правильно? Проникать ими под пояс штанов и касаться меня? Она ведь может, и ей даже не нужно разрешение и просьба, но, надеюсь, не будет. — Мне не нравится быть тем, на кого ты злишься, — и что с того? Мне тоже многое не нравится в наших нынешних взаимоотношениях, но я же не распространяюсь об этом. Потому что не верю, что для наступления качественных изменений достаточно лишь разговоров. Нужны и действия, и не одного человека, а сразу обоих. А она совершенно обособлена и закрыта даже чувственно и ментально. Будто и не было никакой любви. Так какие тут могут быть поступки?