Бессердечный ублюдок - Дженика Сноу Страница 26

распахнула дверь и вышла в коридор, но сразу не двинулась с места, а просто стояла, стараясь контролировать дыхание. Я ничего не слышала, только тишину в квартире, что немного нервировало. Но потом я потрясла головой, чтобы прояснить ее, чувствуя себя глупо. Тихий дом должен быть наименее нервным из того, что происходит сейчас в моей жизни.

Я остановилась в конце коридора и увидела часть кухни и гостиной. Сердце стучало в груди так громко, что я подумала, не слышно ли его за пределами моего тела.

Раздался легкий звук, будто что-то поставили на пол, и я, наклонившись в сторону, заглянула на кухню. Там, сидя за маленьким обеденным столом, сидел Арло. У меня перехватило дыхание при виде его без рубашки, тело покрывали татуировки, некоторые из которых были явно русскими.

Братва.

Все встало на свои места, когда я рассмотрела звезды на его плечах, собор в русском стиле, вытатуированный в ярких, великолепных деталях в центре его груди, и русскую матрешку, выведенную чернилами по всему правому боку. У него было множество других темных и цветных татуировок на широких плечах, бицепсах, предплечьях и очень рельефной груди.

Я ощутила такой сильный прилив бодрости, что на мгновение мне стало трудно дышать.

Мой взгляд упал на пистолет, лежащий рядом с его рукой на обеденном столе.

Не поднимая глаз от лежащей перед ним газеты, он сказал глубоким, низким голосом:

— Если ты любишь кофе, то в кофейнике есть немного. Если нет, то у меня есть только вода. — Он перевернул страницу в газете. — Выпечка только что доставлена и лежит в коробке на стойке.

Секунду я не двигалась, а он смотрел на меня снизу-вверх, его темный взгляд медленно скользил вверх и вниз по моему телу. Мои шорты находились на высоком уровне.

Мои шорты были высоко задраны на бедрах, а футболка была достаточно длинной, чтобы прикрыть их. Наверное, со стороны казалось, что под ней ничего нет.

Хотя я была полностью одета, ощущение того, что я полностью обнажена перед ним, не покидало меня. Я одернула подол футболки и, отведя взгляд, направилась на кухню. Я почувствовала запах кофе, и хотя я не была его любительницей, решила, что сейчас как никогда подходящее время, чтобы немного подкрепиться кофеином.

После того, как я налила себе чашку, не заботясь о сахаре или молоке, потому что не хотела рыться в его вещах, я открыла коробку и взяла первое попавшееся печенье. Я все еще чувствовала, что Арло смотрит на меня, но отказывалась встретиться с ним взглядом.

Хотя у меня было еще много вопросов, я не знала, будет ли он готов ответить на них. Но, опять же, я не узнаю, если не спрошу.

Проглотив кусок печенья и запив его кофе, я поставила чашку на гранитную стойку и посмотрела на него. Он снова читал газету, и с расстояния было видно, что она написана на другом языке — восточноевропейском, если судить по буквам.

Хотя у него не было заметного акцента, несколько раз я слышала разницу в том, как он произносил некоторые слова.

— Я и не подозревала, что в Десолейшене можно получить международные издания. — По правде говоря, я не знала, можно ли что-нибудь купить в этом богом забытом городе. Я пробыла здесь недостаточно долго, и не то чтобы успела ознакомиться с местностью.

Он откинулся на спинку стула, и я заставила себя не смотреть на то, как напряглись мышцы под его золотистой кожей, покрытой татуировками, при этом небольшом движении.

Арло был крупным мужчиной, с широкими плечами, широкой грудью и очерченным животом. С этой точки зрения я могла видеть серые тренировочные штаны, которые он носил: по обеим сторонам талии начинались и исчезали под тканью очень четко очерченные мускулы. Я подняла свою кружку и отпила. Как только я проглотила слишком много жидкости, я пожалела об этом.

Я сплюнула и вытерла рот тыльной стороной ладони, глаза слезились, язык горел, потому что кофе был чертовски горячим. Повернувшись спиной к Арло, я еще пару раз кашлянула, похлопав себя по груди, и повернулась только тогда, когда смогла снова дышать. Он все еще смотрел на меня, но уголок его рта слегка приподнялся, как будто его это забавляло. Во мне промелькнула искра гнева и раздражения, но я ничего не сказала.

— В Десолейшене можно получить все, что угодно, Лина. — Он поднес ко рту кружку с кофе и долго, медленно пил, наблюдая за мной. Не смотри на этот выпуклый бицепс. Не смотри на то, как он сжимается и расслабляется только от того, что он берет в руки чертову керамическую кружку.

— Итальянский, русский, испанский. Любой язык, который ты хочешь… все, что ты хочешь, ты можешь получить за определенную цену. — Он отставил кружку, но продолжал сжимать пальцами ручку. Другая его рука по-прежнему покоилась на спинке кресла рядом с ним. Его поза была непринужденной и расслабленной, и, Боже, он делал ее сексуальной.

Может быть, я страдала от мгновенного стокгольмского синдрома? Но я знала, что это не так. Я почувствовала это темное желание к нему, как только увидела его несколько месяцев назад. А теперь, когда я оказалась в его доме… вынужденная оставаться здесь для своего «собственного блага», я чувствовала, что медленно схожу с ума.

— Ты умеешь драться?

Его вопрос застал меня врасплох, и я, проглотив очередную порцию печенья, уставилась на него.

— Вроде бы? — мое лицо вспыхнуло от глупых слов, которые только что вырвались у меня изо рта. — Ну, я ходила на пару курсов по самообороне и всегда ношу с собой перцовый баллончик. Я могу защитить себя, если понадобится. — Мне стало интересно, видел ли он меня в переулке после того, как я облила этого засранца перцовым баллончиком, а затем ударила его коленом по яйцам и удрала.

Хотя, по правде говоря, в том случае мне очень повезло, что я смогла уйти. Ублюдок был сильнее, больше. Достаточно было связать мне руки и выбросить сумку, и я оказалась бы в его власти. Я не была сильной в физическом смысле, и те немногие приемы самообороны, которые я знала, не помогли бы мне, если бы кто-то действительно хотел причинить мне вред.

— Я научу тебя драться.

Я почувствовала, как мои брови поднялись до самой линии волос от его слов.

Научить меня драться?

На кончике языка вертелось желание сказать ему «нет», что драки и насилие — это последнее, чего я хочу. Но так ли это на самом деле? Мне нужно было научиться