Уничтожь меня - Мишель Хёрд Страница 25

Капля пота стекает по виску Кадзуо, но он стискивает челюсти, чтобы держать себя в руках.

Алеку удается добиться от солдата якудза четырех ворчаний, и когда приходит время отрывать ноготь, Кадзуо неохотно рычит:

— Сдаюсь.

— Оу, — жалуется Алек. — Ты просто обязан был испортить мне веселье.

— Мистер Петров и мистер Кодра, вы следующие.

Я сажусь и смотрю, как со стола вытирают кровь. Когда мое запястье пристегивают, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

Когда Марсела тянется за иглой, я погружаюсь в так называемое безопасное место, чтобы боль была не такой сильной.

Это наше первое Рождество с Асланховыми. Я держу Тиану за руку, и когда мы спускаемся по лестнице, в поле зрения появляется сверкающая елка. Подарков так много, что они заполняют большую часть пространства вокруг основания елки.

Марсела втыкает острый кончик иглы в основание моего ногтя.

Лицо Тианы светится от счастья.

Я сосредоточиваюсь на мысленном образе сестры.

Это был первый раз, когда я увидел ее счастливой, и одно из самых дорогих для меня воспоминаний.

Боль усиливается, и я вспоминаю звук ее смеха, когда миссис Асланхова учила ее печь печенье. Тиана сожгла их все, но я съел одно и сказал, что это лучшее, что я когда-либо пробовал.

— Вытащи ноготь, — приказывает инструктор Волков.

— Миша, — шепчет Тиана.

— Да.

Она прижимается к моему боку, все еще боясь спать одна.

— Как думаешь, они нас оставят?

Честно говоря, я не уверен.

— Даже если нет, я всегда буду с тобой, — говорю я, не в силах лгать своей младшей сестре.

— Что, если нас разлучат? — спрашивает она, ее голос тоненький и ранимый.

Я крепче обнимаю ее.

— Этого никогда не случится.

— Но что, если… — настаивает она.

— Тогда я найду тебя и украду обратно.

— Пообещай, Миша.

— Обещаю, Тиана.

— Я люблю тебя больше, чем все подарки, которые получила сегодня.

Мое сердце сжимается от ее слов, потому что я знаю, как много эти подарки для нее значили.

— Я люблю тебя еще больше.

Внезапно боль резко усиливается, и воспоминание превращается в нечто неожиданное.

— Я открою тебе свои секреты, если ты откроешь мне свои.

Моя маленькая лань издает слабый смешок.

— Звучит… как сделка.

Ее ярко-изумрудные глаза смотрят на меня, когда она признается:

— Ты был моим первым поцелуем. — Сморщив нос, она поправляет себя: — Ну, мы действительно поцеловались. Вроде того.

— Почему ты не остановила меня?

— Потому что я хотела, чтобы это был ты.

— Ты все еще хочешь поцелуя? — Спрашиваю я, надеясь, что она скажет "да".

Она говорит мягким голосом:

— Пожалуйста. Если мне суждено умереть, то я хочу хотя бы один приличный поцелуй.

Я качаю головой, в моем голосе звучит решимость:

— Ты не умрешь. Только не так.

Опустив голову, я завладеваю ее губами и целую ее так, как никогда никого не целовал.

Когда я неохотно прерываю поцелуй, в ее глазах блестят слезы.

— Спасибо, mio principe.

— Миша! — Рявкает инструктор Волков, толкая меня в плечо.

Я качаю головой, выходя из своего так называемого безопасного места, и глубоко вдыхаю, чувствуя боль в месте оторванного ногтя.

Господи. Это случилось впервые. Как, черт возьми, память об Авроре может быть сильнее, чем память о моей сестре?

В глазах инструктора Волкова светится гордость, когда он смотрит на меня.

— Вот как это делается. Если они не могут достучаться до тебя, они ни хрена не смогут сделать, чтобы заставить тебя говорить.

— Ваша очередь, мистер Кодра, — говорит инструктор Волков, вручая мне повязку.

Я все еще не отошел от произошедшего; воспоминание о поцелуе с Авророй так глубоко погрузило меня в мое подсознание, что я ничего не почувствовал. Хотя обычно я все равно что-то чувствую, но мысли о Тиане просто делали это терпимым.

Но Аврора полностью избавила меня от боли.

Что. За. Нахуй. Блять?

Мне приходится переключить внимание к текущей повестке дня, и, взяв иглу из коробки, встречаюсь взглядом с албанским секс-торговцем.

Подумай о трех людях, которых он изнасиловал и которых похитили его люди. Это могла быть Тиана.

Это могла быть Аврора.

Темные глаза Марсела пусты, когда он смотрит на меня в ответ.

Взявшись за его мизинец, я ввожу иглу под ноготь. Эта чертова штуковина длинная и желтая, и я с нетерпением жду, когда смогу ее оторвать.

Как можно медленнее я ввожу иглу в его кожу, наблюдая, как острие заставляет ноготь лопаться. Мой взгляд возвращается к Марселу, и я замечаю, как он напрягает челюсти, а его губы сжимаются в тонкую линию.

Когда я проникаю глубже, он пытается отдернуть руку, но ремень удерживает ее на месте.

Я позволяю своей ненависти к нему проявиться, рыча:

— Где три человека, которых ты изнасиловал и похитил?

— Иди… — Я ввожу иглу глубже, и он делает паузу, чтобы сжать челюсти, затем шипит: — Иди нахуй.

Игла вонзается еще глубже, затем я делаю паузу, чтобы боль успела зафиксироваться.

— Где они?

На этот раз он молчит, и на его лбу выступают капли пота.

— У тебя осталось всего два года. Как только ты ступишь за территорию Святого Монарха, я буду ждать, — дразню я его.

Игла вошла лишь наполовину, а мужчина вспотел так, словно пробежал марафон.

— Я бы хотел испробовать крыс на тебе. Мне кажется, это будет достойная смерть. — Я ввожу острый конец, пока он не касается белой части ногтя. — Представь, как крысы разрывают твою кожу, прогрызают себе путь через желудок, когтями впиваются в позвоночник… — Я давлю до конца. — Вылезают из твоей спины, когда твое тело содрогается в конвульсиях от шока, вызванного тем, что тебя съели заживо.

Марсела снова пытается отстраниться, и когда острие иглы пронзает кожу у него под ногтем, он плачет, как гребаная девчонка.

— Киска, — бормочу я по-русски, выдергивая иглу.

— Вырви ноготь, — говорит инструктор Волков. — Заставь его заговорить.

Я бросаю иглу на стол и беру плоскогубцы. Самодовольно улыбаясь Марселу, я говорю:

— Последний шанс. Где те трое, которых похитила твоя группа?

Марсела сильно качает головой и, судорожно втягивая воздух, пытается увернуться, когда я хватаюсь за желтый ноготь. Используя плоскогубцы, я загибаю ноготь, не торопясь.

— Где они?

Тело Марсела напрягается, его пальцы смыкаются, когда я начинаю тянуть.

— Где они? — продолжаю повторять я, зная, что этот вопрос изматывает его.

Когда ноготь начинает отрываться, он кричит:

— Мертвы! Они, блять, мертвы.

Я перестаю тянуть его за ноготь и, нахмурившись, спрашиваю:

— Почему? Если ты