Эффект разорвавшейся бомбы - Карла Соренсен Страница 22

— А когда ты встретил ее во второй раз?

Вместо ответа я почесал щеку.

— О, Люк.

— Я не знал, кто она такая, — огрызнулся я.

— И это хорошее оправдание? Мы с твоим отцом воспитали тебя лучше.

В этом была проблема. Даже собственные причины, по которым я все еще вел себя как придурок по отношению к Элли, коренились в моих проблемах. Собственном прошлом. Вещах, которые, если быть честным, не имели к ней абсолютно никакого отношения несмотря на то, что сказал мне Роберт.

Коварные когти моего собственного предубеждения к тому типу женщин, которые хотели переспать со мной только из-за размера моей зарплаты, потому что я зарабатываю на жизнь накладками и шлемом. Их не волновала никакая другая часть меня. На самом деле, я был взаимозаменяем. Если бы поменялся местами с кем-нибудь из своих товарищей по команде, им было бы все равно.

Кассандра была именно таким типом женщин. И она была не первой, с кем я переспал подобным образом, но поскольку последствия моей интрижки с ней настолько изменили мою жизнь, что всякий раз, когда я думал о том, чтобы снова пойти по этому пути, у меня во рту образовывались песок и пыль.

Это была самая дешевая часть той богатой жизни, которую я теперь вел. И Элли выглядела как прототип того кошмара. Это была не ее вина, и я это знал. Просто не хотел произносить это вслух.

Не хотел озвучивать, что она олицетворяла все то, от чего я активно стремился уберечь свою жизнь, жизнь Фейт. Что у меня было предубеждение против нее еще до того, как я с ней познакомился, также не было ее виной.

— Знаю, ты воспитала меня лучше, — сказал я маме. — Но ты также воспитала меня не идиотом. Ради Фейт я просто немного подозрительный.

— Но сейчас у тебя нет причины. — Она покачала головой и отвела взгляд от экрана, ее разочарование, как осколок стекла, вонзилось мне под кожу. — Подумай о том, через что прошла эта бедная женщина. Она потеряла последнего родителя.

— Она точно не видела Роберта таким, каким он был.

Она прищелкнула языком.

— Так суди сам. Кто у нее сейчас есть? Никого.

— У нее целая футбольная команда, — сухо сказал я.

Как может только мама, она проигнорировала мою замечательную попытку сарказма.

— Ты извинился перед ней?

Я прищелкнул языком. Только в самом формальном смысле. Но имел ли я это в виду в тот момент?

Со смущением я вынужден был признаться себе, что нет, я этого не делал. Она стояла у стола, уверенная в том, какое положение теперь занимает, в то время как мое собственное казалось непрочным и хрупким. Сдвинься я слишком далеко в одном направлении, и мне показалось, что я свалюсь со своего насеста вместе с командой. В итоге я произнес слова, но на этом все.

— Вроде того, — ответил я маме.

Даже находясь примерно за тысячу миль от меня, когда она прищурилась, глядя на меня, мне захотелось отпрянуть.

— Люк Майкл Пирсон, иди туда прямо сейчас и попробуй еще раз. Отнеси телефон Фейт, и я отвлеку ее. Извинись перед этой милой женщиной.

— Откуда ты знаешь, что она милая? — проворчал я.

— Если она не уволила твою задницу, то, вероятно, милая.

Мне пришлось приподнять бровь в знак согласия.

— Дельная мысль. Да вот только есть такая досадная мелочь, как контракт, но…

— Иди.

— Иду.

Я встал с дивана и принес Фейт телефон. Она схватила его и начала показывать моей маме всех своих кукол, которых собрала для чаепития. Одна в своей комнате, в компании игрушек с пустыми глазами. Неудивительно, что она пошла поговорить с Элли.

— Я сейчас вернусь, турбо. Ты останься здесь и поговори с бабушкой.

— Хорошо, папочка.

Я поцеловал ее в макушку и медленно спустился вниз, как будто меня ждала гильотина с ржавыми краями, а не Александра Саттон.

Когда открыл раздвижную дверь, я понял почему. Потому что они оба могли нанести огромный ущерб при правильном использовании.

Осторожно, тихо прикрыв дверь, я медленными и уверенными шагами пересек изумрудно-зеленую лужайку, следя за тем, чтобы мои мысли и внутренности были на одном уровне.

Она была просто человеком.

Человеком, который подвергся воздействию моей нелюбезной стороны, которой я не всегда гордился, но все равно использовал как броню. Человеком, который клюнул на приманку только тогда, когда я практически вынудил ее к этому. Человеком, который проявил ко мне больше милосердия, чем я. И она заставила мою дочь улыбнуться с такой силой, что осветила бы весь штат Вашингтон.

Как бы мне ни было больно это делать, потому что чувствовал, что предаю его память, я должен был отбросить то, что сказал мне Роберт, как будто это было доказательством какого-то преступления, которое она совершила.

Может быть, ее манеры были превосходными, потому что так ее воспитали. Может быть, она была более приятным человеком, чем я. В любом случае, я был достаточно взрослым, чтобы признать, что мог бы поступить лучше, когда дело касалось того, как я обращался с Элли.

С другой стороны изгороди, которая теперь заметно пострадала в одном месте из-за недавно введенного движения между нашими дворами, я услышал глубокий вздох.

Я ущипнул себя за переносицу и почувствовал прилив стыда.

Как только прошел через изгородь, Элли резко подняла голову от удивления.

— Ничего, если я прерву тебя на пару минут? — спросил я.

Элли облизнула губы, а затем кивнула, темные очки все еще закрывали ее глаза. Вместо того, чтобы возвышаться над ней, пока она лежала на шезлонге, я указал на декорации для патио.

— Можно?

— Конечно.

Выдвинув один из стульев из-за стола, я придвинул его к ней и сел, потирая руками верхнюю часть бедер. Ее пальцы, длинные и изящные, постучали по поверхности папки у нее на коленях, когда я не сразу заговорил.

— Мои извинения за тот день, — начал я, ненадолго закрыв глаза, прежде чем заговорить снова. — Это отстой.

Элли издала удивленный смешок Подняла руку и задрала очки на лоб. На ее лице не было косметики, но оно все равно производило не меньшее впечатление, чем когда Элли была полностью накрашена. С этим или без, я знал, что смотрю на одну из самых красивых женщин.

Эта мысль заставила меня с трудом сглотнуть. Потому что то, как она выглядела, не имело значения. Имело значение то, как я к ней относился.

— У всех нас есть свои причины, почему мы делаем то, что делаем, — сказал я