Благочестивая одержимость - Энса Ридс Страница 20

Мужчины открыли дверь и взяли мою маму за обе руки. Она всё ещё оглядывалась на моего отца и плакала, позволяя им оттащить её.

— Нельсон! Нирвана! Нирвана! — я наблюдала, как мою мать уводят из комнаты, надеясь, что она попадёт в безопасное место. Мне оставалось только молиться, чтобы он отпустил её и оставил мою маму в живых. Но я не верю ему, он убийца, а такие люди не из тех, чьим словам можно верить. Она звала меня с собой, и я хотела бы убежать с ней, но не могла — Сальваторе держал меня в ловушке своего взгляда.

— Пожалуйста, не убивай моего отца… — отчаянно прошептала я, глядя в его серые глаза, которые так легко забирали жизнь.

— Убийство будет раем по сравнению с тем, что я запланировал для него, мой маленький мышонок. Я планирую заставить его страдать, — он сделал шаг ближе, проведя пальцами по моей руке. — Я планирую заставить его молить о смерти, но не исполню его молитву.

Я покачала головой:

— Пожалуйста… — умоляла я, не в силах больше ничего сказать, пока мои пальцы дрожали, а по лицу текли слёзы, когда я смотрела на это чудовище. Вот чего боялся мой отец, вот о чём предупреждала меня бабушка. — Позволь мне спасти его…

— Ты хочешь его спасти? — спросил он, дым от сигареты струился из его ноздрей, коснувшись моих волос. Я кивнула в ответ на его вопрос. — Хорошо, я позволю тебе спасти его. Он сделал шаг назад: — Прими душ и возвращайся сюда.

— Душ?

— Ты ведь в состоянии сделать это, мышонок, ты можешь принять душ? — спросил он, и я нерешительно кивнула. — Тогда иди, мышонок. Действуй.

†††

— Мой отец всегда говорил, что смерть — это благословение, смерть — это освобождение, избавление от жизненных мук. Он говорил, что мучениями жизни обычно являются долги, брак без любви, молодые любовницы, непокорные дети и так далее. Смерть — избавление от всего этого, побег.

Сальваторе повернулся, словно почувствовал, что я вошла. Его взгляд остановился на моей фигуре, на том, как я держу полотенце, плотно обёрнутое вокруг тела, на воде, всё ещё капающей с моих волос после душа. По правде говоря, я принимала душ не дольше пары минут, мне хотелось быстро отмыть тело от воспоминаний о случившемся. Но я подумала, что чем дольше я там нахожусь, тем дольше моему отцу придётся страдать от этого пламени, поэтому я встала под душ и быстро помылась.

Только выйдя из душа, обернув тело полотенцем и положив руку на дверную ручку, я задумалась о том, что это значит. Я задалась вопросом, почему он хочет, чтобы я приняла душ, и решила, что мне придётся расплачиваться за своего отца. Я с ужасом думала о своей судьбе. Сальваторе, вероятно, хотел, чтобы я была чистой, чтобы он мог убедиться, что шрамы, которые он мне нанёс, будут чётко видны. Осторожно и нерешительно я вернулась в комнату пыток, слёзы непрерывным потоком текли по моему лицу, когда я смотрела на спину Сальваторе. Он стоял лицом к моему отцу, глядя на него, пока мой отец истекал кровью и плакал, а пламя продолжало сжигать его. Я увидела, что на его ступнях и большей части ног уже не было никакой плоти. Это было жуткое зрелище: он был прибит к стене, плакал в абсолютной агонии, кровь была повсюду, а от его плоти исходило зловоние, которое проникало в каждую пылинку в комнате.

Я бегло осмотрела комнату. В комнате было пусто, и, что ужасно, стены были белыми. Однако с каждого сантиметра стены стекали красные капли, окрашивая её в новый цвет смерти. Комната была просторной, с большим металлическим столом, на котором были аккуратно разложены инструменты. Среди инструментов были молотки, пилы, плоскогубцы, бензопилы и многое другое, что я не смогла определить. С потолка свисали цепи, и я предположила, что на них подвешивали людей, именно здесь многие из них встретили свою смерть. В комнате горел яркий свет, не хуже больничных ламп, и это ослепляло и ещё больше пугало, потому что было видно всё.

— Я решил, что смерть, — он сделал паузу, протягивая руку, и мои колени задрожали, когда я подошла к нему ближе: — Смерть будет подарком, который я сделаю каждой из своих жертв... только в самом конце. — Он аккуратно убрал мокрые волосы с моего лица. Он сделал это молча, а затем шагнул вперёд, нежно поцеловав меня в висок.

— Ему больно, — кричала я, глядя на отца. Его кожа покрылась волдырями, а некоторые участки кожи начали отслаиваться. Он выглядел так, будто вышел прямо из фильма ужасов, и от этого у меня свело желудок. — Пожалуйста остановись. — я умоляла Сальваторе, хотя знала, что вряд ли это сработает.

Он провёл пальцем по моей шее, медленно продвигаясь к ключицам.

— Хочешь спасти своего отца? — спросил он меня, и я кивнула, не колеблясь с ответом. — Хорошо, — он ответил, отступив назад, — есть ведро с водой, потуши огонь.

— Правда? — спросила я, нервничая, раскрыв глаза от удивления. Я была шокирована тем, что он так быстро согласился, и потому что я знала, что не могу ему доверять. Он определённо собирался сделать что-то ещё, я это чувствовала.

Глядя на него, я понимала, что у него не хватит терпения, и не хотела его испытывать. Может быть, у него хорошее настроение и мне всё-таки удастся спасти отца, и все останутся живы. Не сомневаясь, я подошла к ведру с водой, которое находилось рядом с сильным пламенем. Я заглянула в ведро, молясь, чтобы это была действительно вода, а не бензин. Отчаянно желая помочь отцу, я подняла ведро и подошла ещё ближе к пламени, а затем выплеснула воду на огонь.

Мне удалось погасить огонь. Я не смогла сдержать рыданий, когда я увидела своего отца и то, как ужасно он выглядит. Прикрыв рот рукой, пятясь назад от отвращения и ужаса, я зарыдала. От коленей до пальцев ног у него была только кость, а остальная кожа расплавилась и свисала с него, как лохмотья.

Его грудь тяжело взымалась от боли, и я качала головой, отрицая увиденное. Мне было так его жалко, что я повернулась спиной, не в силах больше смотреть на него. Я случайно оступилась и наткнулась на Сальваторе. Пытаясь успокоить свой плач, я услышала звук, похожий на щёлканье зажигалки, а мой отец застонал, плача, как ребёнок.

— Пожалуйста… — его голос был хриплым и болезненным, — Мне больно. —