Друг по переписке (ЛП) - Джей Ти Джессинжер Страница 20

Случайно или нет, но, кажется, что в его прошлом может быть такая история.

Я осторожно спрашиваю:

— Ты причинял кому-нибудь боль раньше?

— Да, — мгновенно отвечает он. Затем закрывает глаза и сглатывает. — Но не во время секса. И не случайно.

Я начинаю чувствовать тревогу, но сохраняю спокойствие в голосе.

— Тогда как?

Эйдан открывает глаза. Мускул на его челюсти дергается. Он делает медленный вдох.

— Мой отец часто бил мою мать. Сильно. Он был запойным пьяницей и очень жестоким. Мать не раз попадала в больницу по его вине. Это продолжалось годами. Я ничего не мог с этим поделать, когда был маленьким, но когда я вырос…

Я осознаю, что задерживаю дыхание. Мое сердцебиение ускоряется. Шепчу:

— Продолжай.

Эйдан отводит взгляд. Мускул на его челюсти снова дергается. Когда он говорит, его голос звучит очень тихо.

— Я боюсь, что если скажу тебе, то больше никогда тебя не увижу.

Это выбивает меня из колеи по нескольким причинам.

Во-первых, потому что, что бы он ни делал, это было явно плохо. И под плохим я подразумеваю жестокое. И второе: он готов рассказать мне, но боится последствий. Он боится, что я не приму это и выбегу за дверь.

Из чего следует в-третьих: он так же увлечен этой неожиданной ситуацией между нами, как и я.

Я не знаю, есть ли слово для эмоции, которую я испытываю. Может быть, нет, потому что это нагромождение стольких разных чувств одновременно. Но я точно знаю, что, что бы он ни сделал со своим отцом, он сделал это, чтобы защитить свою мать.

Потом я вспоминаю, что он сказал мне в баре.

«Мне не нравился мой отец».

В прошедшем времени. Что наводит на мысль, что его отца больше нет в живых.

И именно тогда я открываю в себе нечто такое, чего никогда раньше не знала.

— Эй.

Эйдан смотрит на меня, его взгляд настороженный, а челюсти сжаты.

Глядя прямо ему в глаза, я говорю:

— Прошлое умерло. Так что, что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, просто знай, что я никогда не попрошу тебя объясняться передо мной. И никогда не буду осуждать тебя за то, что ты сделал, чтобы уберечь кого-то другого от боли. Неважно, насколько плохо это что-то было. Жизнь — это хаос, и у всех нас есть свои причины делать то, что мы делаем. Меня не волнует, что ты делал до того, как мы встретились.

Его губы приоткрываются. Он смотрит на меня с недоверием и чем-то еще, что я не могу определить.

Это может быть надежда.

— Но с этого момента мне не все равно. Если мы продолжим встречаться, я ожидаю полной честности. Понял?

С ошеломленным взглядом он кивает.

— Хорошо. А теперь вытирайся, Бойцовский клуб, потому что я умираю с голоду, — я обвиваю руками плечи Эйдана, приподнимаюсь на цыпочки и нежно целую его. Прижавшись к нему губами, я шепчу: — У твоей маленькой зайки разыгрался аппетит от того, что ее так хорошо трахнул ее большой плохой лев.

Он хватает меня и обнимает так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Я чувствую, как его тело дрожит рядом с моим, легкая дрожь в мышцах в такт с его прерывистым дыханием.

По какой-то странной причине в этот момент мне приходит на ум стих, который Данте прислал в своем последнем письме.

Но страсть и волю мне уже стремила,

Как если колесу дан ровный ход —

Любовь, что движет солнце и светила.

Слова эхом отдаются в моей голове, прежде чем исчезнуть, когда Эйдан целует меня.

14

Мы завтракаем у него, потом Эйдан едет к моему дому на своем грузовике прямо за мной.

Когда мы добираемся до дома, он настаивает на том, чтобы зайти внутрь и все проверить, прежде чем впустить меня.

— Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, — говорит Эйдан, наклоняясь к открытому окну моей машины со стороны водителя. — Ключи?

Я протягиваю их ему.

— Хотя не знаю, заперла ли я дверь. Я чертовски быстро выбегала из дома.

Он кивает, затем выпрямляется и идет по дорожке к входной двери.

Пока я наблюдаю, как он стоит там, отпирая дверь, я испытываю момент когнитивного диссонанса.

Только в прошлом месяце на его месте стоял бы Майкл. Мой очаровательный, обаятельный муж в накрахмаленной белой рубашке, начищенных черных оксфордах5 и брюках с пронзительно-прямыми стрелками. Он тщательно ухаживал за собой, никогда не выходил из дома с растрепанной прической или малейшей тенью щетины на подбородке.

И можно было забыть о татуировках. Вид игл вызывал у Майкла тошноту. Каждый божий год, когда он шел делать прививку от гриппа, он чуть не падал в обморок в кабинете врача.

Эйдан — почти его полная противоположность. Я сомневаюсь, что смогла бы выбрать кого-то более непохожего на Майкла, если бы попыталась.

Эйдан поворачивается и смотрит на меня, пока я с тревогой ожидаю в машине. Он вздергивает подбородок и исчезает за входной дверью, оставляя ее открытой.

Десять минут спустя он появляется в дверях и жестом приглашает меня войти.

Я все еще охвачена тревогой, когда спешу по тропинке босиком. По крайней мере, сегодня не льет дождь, но это не мешает мне дрожать от холода.

Небо над головой такое же тускло-серое, как гроб Майкла.

— Есть что-то странное? — спрашиваю я, когда добираюсь до Эйдана.

— Все чисто. Заходи внутрь.

Я вхожу в фойе, обхватив себя руками. На мне большая черная толстовка Эйдана, рукава закатаны наполовину, так что они на одном уровне с моими запястьями. Пара моих ботинок лежит под консольным столиком. Я засовываю в них ноги, не утруждая себя завязыванием шнурков.

Эйдан говорит:

— Все было заперто. Никаких признаков взлома. Я проверил все и наверху тоже.

Я испытываю облегчение, но в то же время чувствую себя глупо, когда осознаю, что я выбежала из дома, как будто за мной гнались демоны. Мое воспаленное воображение явно постаралось на славу.

— Отлично. Спасибо тебе.

— Нет проблем.

— Почему ты так улыбаешься?

— О, просто так. Я просто думаю, что ты действительно хорошо рисуешь, вот и все.

Какое-то мгновение я не понимаю, что он имеет в виду. Когда до меня доходит, я закатываю глаза.

— Ты был в моем кабинете.

— Пришлось проверить окна.

— Я полагаю, ты проверил и несколько других вещей.

Эйдан протягивает руку и