Убийство ворон - Эвелин Флуд Страница 2

Когда он хватает меня за ногу, я бью каблуком вниз, прямо по его запястью. Лезвие в подошве с лёгкостью пронзает кожу, и его крик сотрясает стены звукоизолированного здания.

— Верность, — тихо говорю я, когда крики переходят в сдавленные рыдания. — Верность — это все, Антон. Это основа того, кто мы есть. И ты нарушил свою клятву. Ты поклялся хранить Омерту (Прим. Кодекс молчания мафии), но при первой же проверке предал весь наш образ жизни. Ты поделился информацией с посторонними, которая не принадлежала тебе.

Поворачиваясь, я жду, пока движущаяся толпа остановится.

— Я приговариваю тебя к смерти. — Раздается мой голос, эхом отражаясь от стен в тишине. — За нарушение Омерты. Пусть твою душу будут судить в аду, как это было здесь.

Антон начинает плакать, по его лицу текут красные слезы, но он молчит, когда я наклоняюсь и вытаскиваю тонкий кинжал из туфли.

— Ты хочешь что-нибудь сказать, прежде чем я приведу в исполнение свой приговор? — Мои слова заставляют его вздрогнуть, его глаза бегают из стороны в сторону, прежде чем останавливаются на лезвии в моей руке.

— Пистолет, — шепчет он, переводя взгляд на меня. — Пожалуйста. Не так.

Мои руки не дрожат, когда я протягиваю руку, прижимая лезвие к его губе, кончик исчезает у него во рту. Он закрывает глаза, его плечи поникли.

— Предатели не выбирают свой путь в ад. — Мой голос холоден. — Прощай, Антон.

Лезвие бесшумно скользит ему в рот, его тело разрезается, как масло, под острой сталью. Он оседает, соскальзывает с лезвия и с глухим стуком падает на пол.

Осторожно вытираю лезвие тряпкой, которую протягивает мне Дом. Мои Вороны молча ждут, пока я закончу уборку и вставлю кинжал с лезвием обратно в каблук, прежде чем заговорю.

— Внутренний двор. Три дня.

Два младших солдата выходят вперед, когда Дом кивает им. Схватив Антона подмышки, они начинают тащить его из комнаты, остальные следуют за ними, молчаливо наблюдая.

Остается только Дом, его взгляд задерживается на мне, пока я, наконец, не смотрю на него. — Что?

— Три дня — долгий срок. Его брат здесь.

Черт.

Я забыла, что его брат недавно присоединился к нам. Я проглатываю оттенок сожаления, проталкиваясь мимо Дома. — Ты мой исполнитель, а не моя совесть, Дом. Три дня. Мы не церемонимся с предателями.

Мне нужен воздух. Он следует за мной, его раздражение знакомым покалыванием касается моей кожи. — Кэт.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь и стираю выражение со своего лица. — Не бросай мне вызов, — говорю я тихим голосом. — Помни свое место, Доменико.

Его лицо напрягается, и, черт возьми, я немного ненавижу себя за это. Но он отступает назад, его собственное выражение исчезает, когда он кивает головой. — Как пожелаешь. Я буду во дворе.

Он не дожидается моего ответа, прежде чем поворачивается, отходя от меня, расправив плечи и высоко подняв голову.

Он делает, как я прошу. Но я все равно чувствую себя дерьмово, возвращаясь тем же путем, каким пришла. Кровь забрызгала мои руки, и те немногие студенты, с которыми я сталкиваюсь, почтительно обходят меня стороной. Люди молча наблюдают, их глаза буравят мне кожу, пока я не добираюсь до своих апартаментов.

Мой ключ поворачивается в замке, горячий душ и крепкий кофе выкрикивают мое имя. Впрочем, на это нет времени. Мне нужно помыться и вернуться на улицу, чистой и отполированной, как будто я только что не выпотрошила человека.

Мои мысли заняты предательским куском дерьма, выставленным сейчас во Дворе, как художественная скульптура, и лицом Дома, когда он уходил от меня, и я не замечаю тень там, где ее не должно быть, пока не стало слишком поздно.

Я наваливаюсь плечом на дверь, и раздается мужское ворчание. Дверь распахивается, и я отшатываюсь, моя рука опускается за кинжалом, когда я выхватываю его и бросаюсь на своего чертовски нежеланного посетителя.

— Кто, черт возьми, сказал, что ты можешь приходить сюда? — Рычу я, прижимая лезвие к его шее.

Пара ярких зеленых глаз встречается с моими, и я ахаю, когда он отталкивает меня назад, хватая за запястья и переворачивая нас. Мой кинжал бесполезно висит у меня на боку, когда Данте прижимается ко мне, его зеленые глаза изучают мое лицо.

— Катарина, — бормочет он. Дверь позади меня со щелчком закрывается, когда он толкает меня к деревянной перегородке. — Слышал, у тебя был плохой день. Я скучал по тебе.

Вздыхая, я позволяю своему телу расслабиться под ним, ровно настолько, чтобы ухмылка изогнула уголки его рта, прежде чем я ударяю головой вперед и врезаюсь ему в нос. Он отшатывается от меня с проклятием. — Черт возьми, Кэт!

Ухмыляясь, я подбрасываю клинок в руке. — Ты думаешь, что можешь прийти на мою территорию, войти в мой дом без приглашения?

Данте косится на меня, морщась, когда ощупывает свой нос. — Черт. Может, сломан.

— Упс. — Я улыбаюсь. Рука Данте убирается с лица, и он скрещивает руки на груди.

Мы оцениваем друг друга, оба тяжело дышим. Кровь Антона тяжестью ощущается на моей коже, и Данте переводит взгляд на мои руки. — Похоже, я лишился информатора. Подумал, что тебе может понадобиться небольшая помощь.

Я поднимаю бровь. — От тебя? Я так не думаю. Мой мужчина мертв из-за тебя.

И из-за его небольших связей в ФБР. У Антона было слишком много связей, но не хватало мозгов, чтобы уследить за ними всеми. К счастью, мы поймали его до того, как он успел нанести какой-либо ущерб, проболтавшись копам.

Данте машет рукой. Как легко он отмахивается от потери одного из моих. Если бы ситуация была обратной, он не был бы таким равнодушным. — Ты ненавидела Антона. Он был мудаком. Прости меня, если я не рыдаю над его трупом.

Мои губы сжимаются, отказываясь признавать правду в его словах. — Как ты сюда попал?

Он склоняет голову набок, улыбка медленно расползается по лицу. — Подумал, что стоит проверить твою охрану. Похоже, у тебя есть несколько дыр, principessa. (итл. принцесса)

Я изо всех сил пытаюсь скрыть раздражение на лице, напоминание о том, что нигде по-настоящему не безопасно, независимо от того, какие границы мы якобы устанавливаем. — Убирайся.

Вместо этого