Ожог Крапивы - Галина Валентиновна Чередий Страница 2

— Почему ты не отвечаешь прямо, а? Вечно это словоблудие. — я жестоко задавила ту малодушную, всегда с готовностью отзывающуюся на его нежность и красивые слова, жалкую сердцевину и упрямо повторила. — Не хочешь?

— Алисонька, хочу. Хочу больше всего на свете. И ты ею будешь. Но не сейчас.

— Пять лет, Роберт! — его близость, тепло, тон, взгляд обратили злость в горькую-горькую обиду, непрошеные слезы брызнули из глаз и, не выдержав этого позорного прилива, я отняла у него свою руку, сорвала кольцо, швырнув ему в грудь. — Пять долбаных лет я слышу это! И знаешь что? Да ну на хрен! Это все дебильные притворяшки! Говоришь я большая девочка? Так вот, я выросла из этих детских игр в тайные отношения. Следующий раз ты дотронешься до меня только тогда, когда готов будешь сделать чёртово предложение и расстанешься с ней. Понятно?

— Прекрати! Я не потерплю ультиматумов! — ну наконец-то маска невозмутимости хоть чуть треснула и Роберт досадливо скривился.

— Да ради бога, не терпи! Но я сказала.

— Мне некогда разбираться с твоими истериками сейчас. — резко поднявшись, Роберт пошел к двери. — Выпей успокоительное, выспись и обдумай свое неподобающее поведение. Увидимся позже.

— А у меня до фига времени было на размышления. И меня конкретно все достало!

Кольцо глухо звякнуло о поверхность прикроватной тумбы, входная дверь хлопнула, я осталась одна. Состояние, к которому мне стоило бы уже привыкнуть, пожалуй, ведь их у меня было всего два последние годы: я одна и жду Роберта и я с ним, дышу Робертом.

— Меня все достало. Достало, ясно! — с ненавистью я зыркнула на кольцо и утерла слезы. — Хватит, понятно?

Сорвавшись с места, я приняла прохладный душ, ничуть при этом не снизивший бурления гнева и быстро оделась, только обсушив волосы полотенцем, сунула в карман джинсов ключи, кошелек и грохнула дверью квартиры. А через пятнадцать минут уже стояла перед полками с алкоголем в магазине, хищно шаря взглядом по этикетками.

Выпей успокоительного, да, милый? Ну я выпью. Я могла бы тоже пойти на прием? А и пойду!

— Федосеева? — окликнул меня женский голос. — Алиска? Это ты что ли?

Резко обернувшись с бутылкой красного вина в руке, я уставилась на незнакомку — невысокую до белизны обесцвеченную блондинку. Челка начесанная и залакированная, похоже намертво, сверкающая блестками, ярко-синяя подводкой вокруг глаз. Кислотно желтая туника, ядовито-розовые блестящие лосины, огромные пластиковые серьги-кольца, толстые браслеты разноцветные и красные туфли на каблуке завершали ее наверняка продуманный образ.

— Не узнаешь? Ну все, богатой буду! — обрадованно захихикала яркая девушка, — Блин, да Максакова я, Наталья, мы же с тобой за соседними партами сидели!

— Да ладно! — вырвалось у меня изумленное, как только разум сопоставил сохраненный образ бывшей одноклассницы — русоволосой, низенькой, невзрачной, полноватой девочки в уныло коричневой строгой школьной форме с … этим фейерверком цветов и блесток.

— Ага! — с готовностью подтвердила Наталья. — А ты чего это тут у алкашки топчешься? Отмечать чего собралась или горе заливать какое?

— Не то чтобы горе… — смутилась я и вернула бутылку на место, — Но что-то типа того.

— Я так и поняла. Глаза вон красные и нос распух. Небось козлище какой-то безрогий обидел?

Я только пожала плечами, не готовая и дальше откровенничать.

— Слушай, Алиска — пить одной из-за парня — самое последнее дело. Айда со мной. У нас на районе кооперативный гриль-бар новый открылся, прикинь! Крутой, прямо с танцзалом отдельным. И пожрать-выпить и растрясти потом можно. Короче дошла и до нас цивилизация! — сообщила она с придыханием, словно открытие какой-то забегаловки общепита было и правда сенсацией. — Дорого, правда, одна курица стоит как неделю в столовке питаться, но вкусно-о-о и у меня там брат работает, а для своих скидки реальные. Пошли, посидим, пожрем цыплят забугорных, пивка хлебнем, музыку классную послушаем, и школу вспомним. А то ты тогда в конце года слиняла так внезапно и ни слуху больше, ни духу.

Знала бы ты…

— Ну… пойдем. — согласилась я.

Все не возвращаться в пустую квартиру к развороченной, пропахшей чужим мужчиной постели.

Глава 2

— О, Крапива, привет! — чрезмерно бодро, для моей больной сейчас головы, приветствовал меня Полторашка.

— Привет. — буркнул я и почесал живот, из которого громко и требовательно заурчало.

Башка, зараза, пухнет от невеселых дум и жрать охота. А все Зима, долбоящер, виноват. Не, не в том конечно, что я в принципе жрать хочу, а в том, что хочу, но на душе так погано, что и не стоит ни на что. И голова из-за него же пухнет. А как ей не пухнуть, когда лучший друг, почти брат, в одночасье превращается в психованного ебаната? Само собой, нрав у Зимы всегда был взрывной и надо быть суицидником, вставать у него на дороге. Но после службы в армии взрываться он, вроде как, научился направленно и с нормальными людьми вел себя совершенно адекватно и вполне терпеливо. Вот даже две группы малышни вести взялся, хотя от бабской отказался.

Сказал: дети так не тупят и тем, что между ног не думают. А по мне это же супер, что как раз думают. По крайней мере голодным не ходишь никогда. Во всех смыслах. Зима он принципиальный. Типа трахать своих же учениц — это только гемор наживать и пиздец как непрофессионально. А мне так все нормально. Главное — сразу озвучить, что как есть и больше трех раз с одной не спать. В идеале два и в прямом смысле не спать. Никаких ночёвок, совместных завтраков и так далее. Оттрахано — давайте следующую, как говориться. Сошлись, случились и давай разбегаться. Серьезно, эта волшебная формула, которая меня пока не подводила. Ну почти. Были кой-какие краткие возмущения, но алле! Бабью же возмущаться по какому-нибудь поводу — что горы катиться, только дурак это станет во внимание принимать и заморачиваться. Я сразу и честно предупреждал? Да. Ты себе сама чего придумала? Вообще не мои трудности!

— … без Зимы? — бубнел что-то Полторашка.

— М?

— Я говорю: вы же обычно с Темычем вдвоем всегда тусите, а теперь ты один. И вчера и сегодня.

— И че? — набычился я, ощутив, что придурок, сам того не подозревая, наступил на главную мою сейчас “мозоль”. — Мы не парочка, чтобы не расставаться. Че ты приколупался,