Эффект разорвавшейся бомбы - Карла Соренсен Страница 16

Челюсть Люка была как гранит, плечи вздымались от напряжения, но рот был закрыт, и это было все, что меня волновало. Более чем вероятно, я бы захотела упасть в обморок от избытка адреналина, как только оказалась бы с ним в одной комнате, но будь я проклята, если бы он это увидел.

— После того, как мы покинем эту комнату, — предупредила я его, — мы начнем все сначала. Я не буду винить тебя за то, что ты сказал мне, за то, как ты обошелся с совершенно незнакомым человеком, который пытался быть добрым, и ты не будешь винить меня за то, что я назвала тебя высокомерным, претенциозным, самовлюбленным придурком. — Я сделала глубокий вдох и обхватила себя руками за талию. — Договорились?

Встав со стула, Люк выпрямился во весь рост, и то, как он возвышался надо мной, заставило меня упрямо вздернуть подбородок. Я ничего не могла прочесть ни в его глазах, ни в позе его мускулистого тела.

— Уверен, что ты не называла меня всеми этими словами раньше, — небрежно сказал он.

— Нет? — Я пожала плечами. — Должно быть, это просто было у меня в голове. Я думаю о всевозможных интересных вещах, когда не беспокоюсь о том, когда мне сделают следующий маникюр.

Ноздри Люка раздулись, но он был достаточно умен, чтобы понимать, что у него нет никаких оснований продолжать давить на меня.

Всю свою жизнь я использовала обаяние и милую улыбку, чтобы сгладить ситуации, подобные той, в которой я сейчас оказалась. Это был первый раз, когда я примерила свой костюм крутой сучки, и даже если он еще не подошел идеально, по крайней мере, я знала, что он сносный.

— Мы договорились, мистер Пирсон? — Я снова протянула ему руку.

Одну бесконечную секунду он смотрел на нее так, словно она была ядовитой, но затем взял ее. Мою руку пронзила энергия, что-то быстрое, горячее и раздражающее. В тот момент, когда наши руки разъединились, это прекратилось, и я почувствовала последствия настолько сильно, что мне захотелось потереть кожу на ладони.

— Мы договорились, мисс Саттон, — тихо сказал Люк и вышел из комнаты.

Как только за ним закрылась дверь, у меня подкосились колени, и я опустилась в кресло.

— Потрясающе, — сказала я в пустую комнату. — Отличный первый рабочий день, мне кажется.

7

Люк

С того момента, как проснулся, я знал, что это будет дерьмовый день. Я забыл задернуть шторы в своей спальне, и поскольку моя комната выходила окнами на восток, я открыл глаза от болезненно яркого солнца, светившего прямо мне в глаза. Как будто день начался с намерением сделать мое путешествие в бодрствование как можно более резким и раздражающим.

Я приготовил свой смузи, ни разу не взглянув в сторону соседнего дома. Пока я активно не смотрел в ту сторону, мой блендер сломался. Четыре доллара попали в банку «Ругань Фейт». Яичница Фейт оказалась на кухонном полу, когда она случайно опрокинула тарелку, и следом положила в банку свой доллар.

К тому моменту мое настроение в ожидании встречи команды уже было настолько отвратительным, что я даже не мог заставить себя наказать ее за творческое использование бранных слов.

У меня почти закончился бензин, когда я отвозил Фейт домой к Моник и Дейвону.

Во время тренировки у меня болел локоть.

А во время принятия душ, оказалось, что мой флакон с шампунем пуст.

Каждое последующее событие превращало остатки моего хорошего настроения в рычащий клубок энергии.

До начала командного собрания оставалось около десяти минут, и к тому времени, когда я сел в мягкое кресло в главном зале, я чувствовал себя львом на привязи. Если кто-нибудь осмеливался подойти слишком близко, я ударю тяжелой лапой и буду молиться, что нанес урон.

Что сказал главный тренер Кляйн накануне? Я не всегда хорошо реагировал, когда меня искренне удивляли.

Хотя это было правдой, здесь было что-то другое. Это был не я. Я не был тем парнем, который намеренно молчал в окружении своих смеющихся болтающих товарищей по команде. Чего бы они ни увидели в выражении моего рта, глаз и языка моего тела, им было достаточно, чтобы держаться от меня подальше. Передо мной на столе лежала моя папка для командных совещаний.

Нацарапанные заметки на полях, понятные только мне. Диаграммы с крестиками и запятыми, линиями и стрелками, сценарии, которые разворачивались у меня в голове, когда я сидел и слушал, как тренер или наш координатор обсуждают защиту, с которой мы столкнемся в следующий раз. Все те мелочи, которые я делал ежедневно, привели к победам в регулярном чемпионате.

Это была дисциплина — на каждой встрече, на каждой тренировке и каждое утро, когда я готовил свой смузи и выпивал его залпом.

Сидя в этом кресле с закрытыми глазами и плотно сжатой челюстью, я не чувствовал себя очень дисциплинированным. Мне хотелось кричать. В голове царил беспорядок, путаница прошлого и настоящего. Мой разговор с Робертом о неудачах его дочери в бизнесе, ее отсутствии в его жизни и о том, как она публиковала фотографии, путешествуя по Европе, пока ее отец каждый праздник сидел дома один. Ее лицо у моей двери с кексами в руке. Ее улыбка на вчерашней встрече.

Это был какофонический диссонирующий беспорядок в моем мозгу; я не смог бы разобраться ни в чем, даже если бы захотел.

Конечно, я хотел этого. Это было то, что я делал каждый день на поле. Для любого другого череда игроков, перемещающихся в движении, выглядела как хаос. Но я знал, что это значит, когда кто-то идет налево, а другой направо. Когда взгляды метались обратно к краю поля.

Мои пальцы покалывало от необходимости покопаться в своих мыслях и найти ту единственную ниточку, за которую я мог бы потянуть, чтобы все это обрело смысл. Любой смысл. Но у меня было ощущение, что если я потяну не за ту нить, это только еще больше запутает узлы.

Так что я сидел. И ждал. И держал рот на замке. Помолился футбольным богам, чтобы Александра не пришла и не уволила всех в главном офисе и не заменила их моделями Victoria's Secret, даже если это сделало бы Джека невероятно счастливым.

Я медленно выдохнул, поскольку шум в комнате увеличивался с каждым новым товарищем по команде, появляющимся в дверях. Александры пока нет.

Одна только мысль о том, как они отреагируют, когда увидят ее, заставила меня наклониться вперед и ущипнуть себя за переносицу. Это была катастрофа.