Безумные Мечты - Л. Дж. Шэн Страница 15

— Она выглядит как гребаная добыча, — возразил Райленд, хмуро глядя на моего брата.

— Как она одевается - не мое дело, — возразил Роу. — И ты знаешь, что я делаю многое из ее дерьма своим делом, так что оставь это.

— Прости, Райленд. — Я похлопала его по плечу с милой улыбкой. Что-то опасное пробежало по моему позвоночнику. — Я знаю, что ты хочешь меня, но я слишком горяча для тебя. Этого не случится. Роу? — Я щелкнула пальцами.

— Да?

— Отвези меня на болота. Я собираюсь на вечеринку.

И я собиралась похерить и Такера Рида, и его плохие стихи, и его сомнительные намерения, и все мое чертово будущее, все разом.

В конце концов, я была Дилан.

Импульсивной.

Чрезмерно эмоциональной.

И очень болезненной неудачницей.

6

Дилан

На следующий день, после утренней прогулки, рисования пальцами, сенсорных игр и выпечки печенья, Грав решила, что с нее достаточно и удалилась в свою новую комнату листать книги.

Я подогрела воду в чайнике MacKenzie-Childs, который купила без всякой причины, просто потому, что увидела его в видео Нары Смит и захотела почувствовать себя целостной и воинственно совершенной. Я даже не любила чай - я была кофеманкой до мозга костей. Минимум три порции, прежде чем начать свой день. Но теперь, оказавшись в большом городе, мне захотелось переосмыслить себя.

Пока ждала, пока закипит вода, прислонилась бедром к кухонному острову и уставилась в окна от пола до потолка. Квартира выходила окнами на Центральный парк, и, несмотря на то что парк был лишь маленьким кусочком пышной, райской зелени в бетонных джунглях, я чувствовала себя так, словно живу в доме на дереве.

Вода закипела, и я порылась в шкафах в поисках чайных пакетиков, с радостью обнаружив некоторые из итальянских продуктов, на которых мы с Роу выросли. Каффе д'орзо, печенье амаретти в красочной винтажной жестянке и гриссини. На моих губах заиграла ухмылка. Может, мы с братом и родились в США, но мы были безнадежными итальянцами: страстными, с собственным мнением и смертельно защищающими свою семью. Я взяла со стойки телефон, чтобы позвонить ему, когда на экране высветилось имя Кирана. Я провела пальцем вправо.

— Привет, красавчик.

— Привет, красавица, — промурлыкал он в ответ своим глубоким, манящим тенором. — Ты уже передумала выходить за меня замуж?

— Нет, но, пожалуйста, продолжай пытаться. Мне всегда не хватало самоконтроля. — Я взяла кружку и кофе д'орзо и налила себе чашку, зажав телефон между ухом и плечом. К черту чай. Я все еще была Дилан Касабланкас. — Что делаешь?

— Только что закончил физиотерапию и собираюсь принять душ. — Он застонал, и я представила его голым, распростертым на смотровом столе, с крошечным полотенцем, защищающим его скромность. — Терапевт выкрутил мне ноги так, будто я был сделан из теста, — пожаловался он. — Я никогда не оправлюсь от этой травмы. А ты?

Лениво помешивая, слушая, как чайная ложка звякает о хрупкую кружку, я смахнула с лица прядь волос.

— Осваиваюсь в квартире Роу и Кэл. Манхэттен - это, гм, многовато. — Мой смех был самоуничижительным.

— Как только привыкаешь к большому городу, влюбляешься в его анонимность.

Но Киран не знал. Безымянность - это то, что он никогда больше не испытает в этой жизни. Он был одним из самых больших футболистов во вселенной. Нападающий футбольного клуба «Эшберн», известный своими смертоносными ударами со штрафных и беспощадным дриблингом, из-за которого защитники часто спотыкались о собственные ноги, пытаясь угнаться за ним, он, без сомнения, был страхом каждого вратаря в Премьер-лиге и одним легендарным игроком, плакат которого висел на стене у каждого ребенка в Европе и Южной Америке.

— Поверю тебе на слово. — Я поцокала языком, достала пульт на кухонном острове и включила телевизор. Я пролистала передачи на потоковом сервисе и остановилась на «Анатомии Страсти». Сложные медицинские состояния и драмы всегда успокаивали мою душу.

Перед началом эпизода появилась реклама, и я вздохнула. Не могу поверить, что мой брат-мультимиллионер не доплачивает, чтобы избежать этого. К тому же реклама была посвящена духам Tom Ford, и в ней снимался футболист Марчелло Сарраторе. Он лежал на золотистой дюне посреди пустыни, пот стекал по его скульптурному, бронзовому торсу. Ухоженные черные кудри украшали его огромную грудь, а щетина покрывала острые, как ножи, скулы. Сарраторе выглядел как настоящий гладиатор, весь в бронзе и больше, чем в жизни.

Я тяжело сглотнула.

— Марчелло Сарраторе занят? — проговорила я.

Вот это да. Мне действительно не хватало витамина D. И я не имею в виду солнечный свет.

Киран зевнул.

— Не знаю. Я никогда не встречал этого парня. Он играет за миланский «Интер».

— Но вы оба играете в Лиге чемпионов, — возразила я. С тех пор как мы с Кираном подружились несколько лет назад, я решила узнать о футболе.

— Мы никогда не пересекались. Он перешел в «Милан» только два сезона назад, после того как остался верен своей дерьмовой команде из родного города, которая находилась на дне Серии А, — рассеянно объяснил он. — Поверь, если бы мы встретились, я бы пропустил мяч прямо между его ног по пути к их вратарю.

Как левый защитник, Марчелло Сарраторе недавно выиграл с Италией чемпионат мира.

— Кроме того, он единственный футболист в мире, который действительно открыто выходит на поле. — Я услышала щелчок пояса, когда он надевал одежду. — Так что, боюсь, тебе не повезло.

— Марчелло Сарраторе - гей? — простонала я. — Разумеется. Все хорошие люди - геи.

Киран был глубоко закрыт. На самом деле наша дружба завязалась из-за того, что в прошлый раз, когда он приехал в наш родной город Стейндроп, он притворился, что приударяет за мной, говоря всем, кто готов слушать, что хочет взять меня в жены.

Он был откровенен в своих действиях. Он никогда не вводил меня в заблуждение. Но он преследовал меня без устали, желая заполучить меня в качестве своей бороды, чтобы избавиться от надоедливых обозревателей таблоидов и настойчивых папарацци. Он предложил мне свое королевство, все богатство и власть, которых он добился. Грав и я станем его семьей, сказал он. Я даже могла бы завести любовника на стороне. Все, чего он хотел, - это чтобы весь мир перестал спрашивать его, когда