Финишная черта - Мари Милас Страница 12

Аврора, гордая собой, расплывается в фальшивой улыбке и приветствует ее:

– Лорен.

Могу поставить весь свой трастовый фонд, что у мамы начинается нервный тик от обращения, которое не свидетельствует о признании высшей знати.

– Изумительно выглядишь.

По канону Аврора должна сказать, что ее красота меркнет по сравнению с обликом моей матери, но она отвечает:

– Спасибо, это платье действительно хорошо на мне сидит.

Эта женщина – моя погибель и источник жизни одновременно.

– Новая коллекция Saint Laurent? – Мама прокручивает ножку бокала шампанского, окидывая Аврору взглядом, в котором столько неприязни, что ее хватило бы на истребление полка Наполеона. Ради всего святого, за годы в нашем обществе она должна была научиться быть менее очевидной в своем отвращении к людям. Обычным людям.

– Понятия не имею, если честно. Я купила его на распродаже, у меня нет времени бегать по бутикам.

Это определенно дизайнерское платье. На своей карьере Аврора сделала целое состояние, которому можно позавидовать, и, уверен, у нее есть средства на вещи из лучших бутиков, но она никогда не станет бросать это кому-то в лицо.

– Действительно. Езда кругами отнимает неимоверное количество сил… и мозговых клеток.

– Мама, –  рычу я. –  Прек…

– Согласна, Лорен. Ездить кругами, рискуя жизнью, действительно не то же самое, что гоняться за новой Биркин, не так ли, дорогая?

Боже, храни мою бабушку.

Я поворачиваюсь и вижу, как она подплывает к нам, словно лебедь, в своем серебристом платье в пол.

– Привет, милая, ты прекрасно выглядишь. – Бабушка останавливается около Авроры и нежно сжимает ее руку.

– Ваша Светлость. – Аврора даже не дергается от прикосновения, а лишь выдыхает и нежно улыбается в ответ.

Глаза моей матери готовы выскочить из орбит и покатиться по мраморному полу, как бусины.

– Мы с тобой давно решили, что во мне больше темного. – Бабушка подмигивает. – Так что вспоминай, как меня зовут, юная леди.

Аврора впервые за весь вечер смеется. Этот звук легкий и искренний, как если бы кто-то сыграл колыбельную на ксилофоне.

– Елизавета.

– Так-то лучше. – Бабушка улыбается. Возрастные морщинки украшают ее лицо, придавая ей какую-то особенную мягкость.

На мое плечо ложится тяжелая рука, и я сразу понимаю, кому она принадлежит. Все генеалогическое древо династии Расселов решило поприветствовать мою Рору?

Она не твоя, идиот.

– Елизавета, куда ты убежала? Пять минут назад ты говорила, что нам пора заказывать памятник на кладбище, – тихо ругается дедушка, но при этом ни один мускул на его лице не выдает волнение.

– Мне полегчало, похороны отменяются. – Отмахивается бабушка, не сводя глаз с Авроры.

Дедушка, кажется, только сейчас замечает объект обожания своей жены, и я чувствую, как его рука на моем плече напрягается. Я становлюсь каменным в ответ.

Мне известно, что Аарон Рассел не испытывает ненависти к Авроре в отличие от моей матери, он просто… Просто знает, что ей не место в нашем мире. Так же, как знает, что у меня нет права увлекаться этой женщиной, когда я выставлен, как лучший товар на аукцион, посвященный договорным бракам.

– Ваша Светлость, – приветствует его Аврора, слегка склонив голову. Это удивляет меня, потому что если с бабушкой они были в теплых отношениях с первой минуты знакомства, то с дедушкой все было иначе. Я думал, у Авроры начинается зуд лишь от одной мысли о признании чьего-то особенного положения в обществе.

Но тут что-то другое… В ее взгляде есть уважение.

– Мисс Андерсон, – отвечает дедушка своим глубоким и властным тоном, от которого любой захотел бы сжаться до размера муравья. – Поздравляю с началом сезона.

– Спасибо. Надеюсь, он будет успешнее предыдущего.

– Прошлый, на мой взгляд, был достаточно… красочным.

Он в курсе об инциденте в Дейтоне?

Теперь и я удивлен не меньше матери, которая все еще пытается поднять свою челюсть с пола.

– Это верно, – Аврора поджимает губы, сдерживая смех.

– Почему мы продолжаем уделять столько внимания… – Мама морщится и пытается извергнуть какую-то гадость из своего рта, но бабушка быстрее:

– Лорен, дорогая, принеси мне и Авроре шампанского. – С таким же успехом она могла сказать «превратись в пыль и исчезни». У бабушки талант оскорбить и послать к черту, произнеся безобидные слова мягким и дружелюбным тоном, которым обычно успокаивают младенцев.

– Спасибо, но не стоит. Я пью шампанское только на подиуме победителей. – Аврора делает шаг назад, собираясь вновь исчезнуть из моего поля зрения. – Была рада встрече, но мне пора. – Она улыбается бабушке, вежливо кивает дедушке, выстреливает смертельным взглядом в мою мать и уходит, оставив меня ни с чем.

Хотя я бы принял от нее даже плевок.

К кругу Расселов присоединяется папа, и мы возвращаемся на орбиту высоких разговоров о бизнесе, политике, спорте и выгодных инвестициях. К нам подходят люди, ведя высокопарные диалоги и сверкая улыбками, наполненными намеками, скрытыми подтекстами и неписаными правилами. Женщины разных возрастов кружат вокруг меня, наглаживая мои плечи, словно статую на удачу. Они хлопают ресницами, облизывают губы, а я хочу помыться.

Еще чуть-чуть и у меня начнется изжога от яда, которым прыскает моя мать в каждую женщину, придерживающуюся иного взгляда на последние модные тенденции. И мигрень от богатых архаизмов, прикрывающих угрозы и сарказм дедушки и папы в спорах с бизнесменами.

Бабушка ловит мой взгляд и стреляет глазами на лестницу, ведущую на второй этаж. Я приподнимаю брови, и мы начинаем наш нелепый немой диалог, который практикуем с момента, когда меня заставили присутствовать на скучных званых вечерах в возрасте десяти лет.

Бабушка говорит бровями, чтобы я смылся, если меня тошнит.

Я отвечаю ей подергиванием носа, что могу это вытерпеть. Не в первый раз.

Она снова стреляет глазами, и я сдаюсь. Бабушка приближается к отцу и дедушке, отвлекая их от какого-то мужчины с изогнутыми усами, которые он не перестает нервно поправлять при каждом слове герцога.

Она говорит, что моя мать опять отбилась от рук и скоро опозорит нашу фамилию, если выпьет еще один бокал шампанского. Папа устало вздыхает, а дедушка бросает на него взгляд, который говорит: «Разберись с этим».

Это мой сигнал к побегу.

В сотый раз: боже, храни мою бабушку.

Я ставлю свой бокал на поднос мимо проходящего официанта и иду к лестнице. На втором этаже располагаются уборные, там мне удастся хоть ненадолго перевести дух и разложить свои мысли по полкам. А под Аврору Андерсон у меня давно уже выделен целый стеллаж, в котором царит полный бардак. Там тоже не мешало бы хоть чуть-чуть прибраться.

Когда я достигаю последней ступени, до ушей доносится безошибочно узнаваемый голос.

– Я считаю