Бывший муж. Настоящая семья для Бусинки - Николь Келлер Страница 10

В каком-то необъяснимом порыве сгребаю девчонку в охапку и бережно, помня о проведенной операции, прижимаю к себе. Меня одновременно накрывает нежностью и необъяснимым жгучим желанием защитить, прикрыть собой.

- Твой папа найдется. Обязательно найдется, Дарина.

- Я буду ждать, - эта невероятная девочка оставляет на моей щеке звонкий поцелуй.

- Прости, но мне пора. Пока. Больше не болей.

С огромным трудом заставляю подняться себя на ноги. Машу на прощание и широким шагом иду на выход. Пока не передумал.

- А ты есе плидешь? - догоняет осторожный вопрос, преисполненный надежды.

Я бы хотел. Очень. Но это паршивая идея. Потому что хрен я потом соберу себя по кускам.

Глава 12

Мирослава

- Мамоська, я хосю домой…., - бормочет Бусинка, тяжело, по-взрослому вздыхая. Со сноровкой мартышки забирается на широкий подоконник, садится, смешно расплющив носик об холодное стекло.

- Понимаю, солнышко, - присаживаюсь рядом и притягиваю Даришу к себе. - Я тоже хочу. Но нужно потерпеть. Ещё немного.

Признаться честно, мне и самой тут осточертело. Наша мама несколько месяцев пролежала в больнице перед смертью, и с тех пор мы с Наташей ненавидим их всей душой и стараемся держаться подальше.

Ну, и я мечтаю просто выспаться и нормально сходить в душ. Так как в больницах не предусмотрены отдельные койки для родителей, мы спим с Дариной вдвоем на узкой одиночной койке, предназначенной для одного пациента. Из-за своей тревожности я просыпаюсь каждый час, чтобы проверить, дышит ли моя девочка. И в душ хожу «набегами»: мне все время кажется, что она проснулась, плачет и снова задыхается. Как тогда, три недели назад. Это уже похоже на паранойю.

- Я хосю к Наташе. И к Кате, - продолжает капризничать Бусинка, насупившись и выпятив нижнюю губу. Такая забавная! Особенно в этом белом костюмчике. Не выдерживаю и сгребаю дочь в охапку под ее звонкий смех, что бальзамом растекается в душе. - И когда можно будет на круглую горку и качели?

- Скоро, солнышко, скоро. Вот доктор придет, и мы у него спросим, договорились?

- Холосо! Я хосю пообниматься с тобой, - и прижимается ко мне всем тельцем.

Накрываю дочку собой, зацеловываю везде, куда могу дотянуться. Дарина хохочет на всю палату, выворачивается и вытягивает губки, чтобы оставить на моей щеке самый сладкий поцелуй в мире.

А меня обида и злость внутри на британский флаг рвут. Четыре года не могу утихомирить этот вулкан. Порой накрывает так, что хочется уехать в лес и проораться. А потом что-нибудь расколошматить. Желательно, об твердолобую голову бывшего мужа.

Как?! Вот как можно было не хотеть ее рождения?! Что за предубеждения у Османова?!!

Ведь мы могли бы быть счастливы…

Могли бы стать настоящей семьей, как и оба хотели…

Но разве настоящая семья возможна без детей? Без вот таких сладких Бусинок?

Нет.

Особенно обидно за дочь. Как бы я не старалась быть и за маму, и за папу, я явно вижу, как Дарине не хватает отца. Отец очень важен в жизни девочки. Знаю не понаслышке, как тяжело, когда его нет. Когда нет защиты. Нет опоры. Нет надежного плеча. Нет уверенного: «Не волнуйся, дочка, я все решу».

Я не хотела бы, чтобы моя дочь прошла через то, что прошла я. Но Османов своими дурацкими принципами и убеждениями обрек Бусинку именно на это!

- Мамоська, ты заболела? - Дариша с тревогой заглядывает мне в лицо.

- Нет, солнышко, ты что! Нельзя болеть! Мы же договаривались с тобой съездить на страусиную ферму, помнишь?

- А почему ты тогда плачешь?

Осторожно касаюсь щек кончиками пальцев и с удивлением обнаруживаю, что они влажные.

- Я не плачу, Бусинка. Так… просто взгрустнулось.

- Мамоська, ты не пележивай, - деловито заявляет, назидательно взмахивая указательным пальчиком, как будто объясняет прописную истину, - ко мне плиходил волшебник, он обещал, что сколо найдет моего папоську. И ты больше не будешь глустить.

Принимаю боевую стойку, и во все глаза смотрю на довольную дочь. Она что, мысли мои читает? Или у нее буйная фантазия разыгралась? Последствий наркоза ранее вроде не было замечено…

- Волшебник? Какой?

- Ну, такой большоооой. Класивый, - хихикает, прикладывая ладошки к щечкам. - И доблый. Мне он понлавился.

- У кого-то тут хорошее настроение? - раздается веселый голос доктора у порога. - Рад, рад слышать. Тогда со спокойным сердцем могу отпустить вас домой.

- Домой?! - восклицаем с дочкой одновременно, переглядываясь. Обнимаемся и прыгали бы на месте от счастья, если бы Бусинке было можно.

- Навсегда?

- Ну, нет, моя девочка, - по-доброму улыбается доктор, подходя ближе и раскладывая на тумбочке документы для выписки и памятки. - Мы с тобой ещё часто будем видеться. Но я очень надеюсь, что это будут короткие свидания, да?

- Да! - расцветает моя Бусинка, словно майское солнышко.

Дочь выпутывается из объятий, соскальзывает с моих колен и обнимает доктора за колени.

«Спасибо», - шепчу врачу одними губами и украдкой утираю слезы счастья. Все плохое позади, и у нас с Бусинкой начинается новая жизненная глава и наконец-то белая полоса…

Дома Наташа с радостными визгами-писками кидается нас обнимать и целовать.

- Наконец-то! Как же я скучала! - тараторит сестренка, перехватывая у меня Бусинку и расцеловывая в обе щеки. - Чур, я сплю сегодня с этой маленькой хулиганкой! Оказывается, я темноты боюсь и одна дома ночевать представляете?!

Наташа щекочет Дарину, и веселый смех разносится по стенам нашей квартиры. Сестра бросает на меня хитрый взгляд, и я без труда разгадываю ее хитрость: она хочет дать мне выспаться. Выгляжу я, видимо, совсем не очень.

Шумно выдыхаю, ноги подгибаются, и я плюхаюсь на маленькую банкетку.

Я дома. И я счастлива.

И только сейчас осознаю, в каком напряжении была все эти три недели и как смертельно устала…

- Мойте скорее руки, переодевайтесь, я вас кормить буду! Мы с Олей столько всего наготовили!

- А где она, сама, кстати? - кричу из ванной, с наслаждением стаскивая с себя вещи, насквозь пропахшие больницей.

- Не знаю. Сказала, завтра зайдет.

Это самый счастливый семейный вечер в моей жизни. Мои близкие рядом и здоровы. Большего, оказывается, не нужно.

Но это счастье растворяется, как дымка, когда телефон в девять утра извещает о входящем сообщении.

Смахиваю его и резко