Сердце зимы - Хелена Хейл Страница 10

– Не успела еще, решила сразу с дел начать.

Дед чуть крутанул коляску, чтобы посмотреть на меня.

– Агатка, – прокряхтел он, придвигаясь ко мне, – губишь ты себя, золотко мое.

– Дед, мы договаривались, никаких разговоров!

Он долго смотрел мне в глаза, я выдержала взгляд его карих, как куриные перья, глаз. Он протянул морщинистую мягкую руку и сжал мою, огрубевшую и мозолистую.

– Я бы многое сказал, но не буду, знаю, начнешь ворчать и топать, а у нас и так полы вот-вот проломятся, – высказался дед, подмигивая. – Давай позавтракаем.

– Тесто на оладьи только поднялось, подождешь, пока нажарю? – спросила я, отмывая руки от куриного помета.

– М-м-м, а то! Осталось еще варенье, которое я варил, с черной смородиной?

– По-моему, только малиновое да с крыжовником, – ответила я, включая газ и заливая сковороду растительным маслом.

– Понял, сейчас принесу. Погодь-ка… – Дедушка присмотрелся к моим ногам. – Что это? Упала?

– Ага, – пробубнила я.

– Чего?! – дед повернулся здоровым ухом.

– АГА! УПАЛА! На тарзанке неудачно повисла!

Я бухнула в сковородку несколько ложек теста, и масло заскворчало, норовя расстрелять меня. Позавтракав, дедушка выехал во двор, скрылся в саду под тенью яблонь и принялся разгадывать судоку. Я похлопотала на кухне и решила все-таки ополоснуться. Выйдя из летнего душа, который представлял собой шторку, кран с минимальным напором и обогревательную байду, которая нагревалась не меньше ста лет, я достала старое белое платье с поясом на талии, расчесала ненавистные волосы, снова поклявшись их срезать, надела сережки с незабудками, раз уж меня с ними видели, и пошла пасти коров.

Уже перед выходом я вспомнила, что сегодня тоже намечалась жара, и взяла соломенную шляпу. Соловьи пели громко, словно сидели прямо на моих плечах, но мне не удалось их разглядеть на ветках деревьев. Выйдя в поле, я периодически опускалась на колени и срывала землянику, тут же кидая ягоды в рот. Коровы медленно топтались, вымя качалось из стороны в сторону. Длинные ресницы хлопали, как только на глаза садилась мелкая мошкара. Я любила своих девочек. Фаину, белую с пятью коричневыми пятнами тихоню, вечно недовольную черно-белую Розу (прямо сейчас она громко мычала, учуяв неприятный запах, как делала всегда) и Шалунью – самую любвеобильную, младшенькую корову.

У каждого свой способ медитации. По телевизору показывали занятия йогой или пилатесом, рассказывали о правильном дыхании и позе, лично я медитировала, выгуливая коров. А что? Вокруг тишина, пустота, километры травянистого поля, местами колосья, цикорий, ромашки. Над головой – небо, беззвучное и чарующее. Слышно только, как коровы хвостом хлещут себя, отгоняя мух. А сегодня им аккомпанировали соловьи.

Дойдя до той точки поля, откуда не видны были дома, уединившись с коровами, пчелами и шмелями, я села на траву. Провела пальцами по расцарапанным ногам и снова подумала о Дане, Витале, скутере. И в это мгновение какая-то падаль решила нарушить мое уединение! Я хорошо отличала звуки, и человеческие шаги, пусть и крадущиеся, не спутать с коровьими. Коровы отреагировали еще раньше: учуяли запах и услышали шорохи. Я резко обернулась, чтобы застигнуть нарушителя врасплох.

– Виталик?! – удивилась я.

Он стоял, держа в руках букет полевых цветов и авоську с двумя пластиковыми упаковками. Вот же зараза, знал, что меня можно подкупить творогом его бабушки.

– Агат, прости меня, а? – сказал он, протягивая букет.

Я приняла его и вдохнула знакомый аромат.

– Давай сюда творог, и я подумаю, – хихикнула я.

Виталик улыбнулся, обнажив кривые зубы, и вручил авоську.

– Надо домой занести, а то на такой жаре закиснет, – между делом сообщила я. – Спасибо.

– Прощаешь?

– Сначала объяснись. Что ты вытворял, а? Знаешь же, что я скорости боюсь! А если бы мы в дерево влетели?!

– Клянусь, больше никогда не превышу пятидесяти, если ты будешь ездить со мной, – Виталик стукнул себя кулаком в грудь. – Меня просто взбесил этот московский придурок.

– Легко же тебя вывести из себя, – хмыкнула я. – И чем же он тебя взбесил?

Слов Виталик не нашел.

– Ладно, Виталь, мы же всю жизнь дружим. Так что я тебя прощаю, но в следующий раз… – я изобразила удар, – тебе кранты. Посмотри за коровами, я добегу до дома, творог оставлю.

И я побежала. Дедушка уже вернулся в дом – со двора было слышно, как орет телевизор. Я крикнула ему, что принесла творог от тети Аллы, и умчалась обратно к Витале и коровам. Виталик сидел в поле, держа в зубах колосок, а за ухом сигарету.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уехать в Москву? – спросил он не оборачиваясь.

– У меня дед, какая Москва?! – Я села рядом.

– Вместе с дедушкой.

– Как? Снимать квартиру тысяч за сорок? У него пенсия пятнадцать. Чтобы я смогла работать в Москве, нужно будет нанимать сиделку – это дороже, чем квартиру снимать. Продать дом – ну, проживем полгода, а дальше что?

– Ты могла бы поступить на бюджет и жить в общежитии.

– Виталь, к чему это все? Хочешь, чтобы я уехала?

– Нет, этого я боюсь больше всего, – выдал он.

Я промолчала.

– Я, скорее всего, пойду по контракту служить, как только школу окончим. Хорошо платят, квартиру могут дать.

– Что ж, почему бы и нет? – пожала плечами я.

Неужели мы действительно обсуждаем столь скорое будущее? Еще вчера вопросом дня был выбор между «дураком» переводным или классическим.

– Тебе он нравится, Агат?

– Что? – не поняла я.

– Этот, московский…

– Никто мне не нравится, что за глупости. Виталь, я до двадцати даже не рассматриваю себя в паре с кем-то. Не до того мне, правда. Нужно нас с дедом на ноги поставить, образно выражаясь, – фыркнула я. – И не верю я во все это.

– Из-за родителей?

– Из-за мамаши. Для чего эта «любовь»? Пару раз развлечься, ребенка сделать и свалить, как только надоест?

Виталик повернул голову, солнце светило прямо на наши головы, просвечивало кожу на его больших ушах. Вид у него был странный, и я даже не успела сообразить, когда его губы коснулись моих. Я понятия не имела, как двигать языком и все такое, и вроде как должна была обомлеть от трепета, но в итоге еле сдержала рвотный позыв от его слюны и ядреного запаха табака. Причмокнув, Виталик собрался углубить поцелуй, и я отшатнулась.

– Это еще что?! – воскликнула я, вытирая рот.

– Агат… – Виталик схватился за голову. – Извини. Опять напортачил.

– Виталь, мы – друзья. Почти с пеленок, блин, вместе!!! Не смей вытворять такое без моего разрешения, понял?!

– Да. Да. Прости. Я…

– Давай-ка мы неделю побудем порознь, и ты хорошенько подумаешь о том, что сделал.

Виталик нахмурился, вытащил