Это мгновение - К. С. Отем Страница 62

Кайден кивает.

— Тогда скажи это.

Он придвигается ближе, его нога скользит между моих. В груди — вихрь. Ни с того ни с сего, член дёргается, и я глотаю воздух.

— Попрощайся со мной.

Его взгляд не отпускает мой, и я позволяю себе изучать его лицо: строгие линии бровей, густые ресницы, обрамляющие сапфировые глаза.

Безупречно-бледная кожа, розовеющие щеки.

Попрощайся со мной.

— Хорошо, — говорю я.

Но ни один из нас не двигается. Я тоже не говорю ни слова. Мы просто стоим — напротив друг друга, тяжело дыша, и воздух между нами становится густым, почти зримым. Наши тела так близки, что я чувствую каждую его линию, каждый желобок, каждую мышцу, прижатую ко мне.

Я сжимаю ткань его толстовки, притягивая его чуть ближе.

За какое-то ничтожное время Кайден Кэррингтон перевернул мой мир вверх дном.

И это одновременно пугает, захватывает и сбивает с толку.

Я не имею ни малейшего представления, что с этим делать.

— Джейми, — наконец говорит он. Его голос мягкий, но внутри — что-то хрупкое. — Что это? Тонкая нота уязвимости. Тень скользит по его глазам, когда он добавляет:

— Я не Купер.

Боль пронзает грудь. Он думает, что поэтому я здесь. И как я могу его винить, если сам не дал ни единого повода думать иначе?

Сейдж была права. Я сделаю ему только больно. Возможно, уже сделал.

— Я знаю, — отвечаю я тихо, отпуская его.

Он смотрит на меня секунду, может, две — и отходит на кухню. Я остаюсь на другой стороне стойки, позволяя ей быть границей между нами.

Кайден двигается с удивительной грацией, достаёт кружки, включает чайник.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает, не оборачиваясь. Он кладёт чайный пакетик в одну из кружек и замирает в ожидании. Воздух между нами тяжёлый, почти звенит. Я провожу рукой по волосам, просто чтобы занять себя хоть чем-то.

— Да… Эм. Чай. Спасибо.

Когда чай готов, он ставит мою кружку ближе ко мне и отпивает из своей, взгляд по-прежнему опущен.

— Когда умер Купер, — начинаю я, зная, что эта часть никогда не станет легче. — Я винил тебя.

Я жду, что он поднимет глаза, но он не делает этого. Вместо этого я смотрю на его непослушные, чуть влажные чёрные кудри, пока он сосредоточенно изучает содержимое своей кружки.

— Я обвинил тебя. Сказал кучу херни, которую ты не заслуживал. По правде говоря, я был так зол… на всё. На то, что мы вообще оказались на той вечеринке. Я прокручивал ту ночь снова и снова — как пластинку, заевшую в самом болезненном месте. Дни напролёт, после похорон. Что если бы мы не поехали? Что если бы я не ударил того парня? Что если бы за рулём был ты, а не Купер? Что если бы я не пил? Так много «что если», что меня тошнит от одной только мысли о них.

Голубые глаза Кайдена медленно поднимаются ко мне. В них — боль, печаль… И я не могу не задуматься: видит ли он то же самое во мне?

Он ничего не говорит. Просто смотрит, прикусив нижнюю губу.

— Я звонил тебе после похорон. Приходил к тебе на работу. Мне нужно было, чтобы ты знал… Что я сожалею. О том, что наговорил. О том, что когда-то — пусть и в слепой ярости — хотел, чтобы это был ты, а не он. О том, что первым делом обвинил именно тебя.

Я обхожу стойку. Оказываюсь рядом.

Кайден опускается чуть вперёд, упирается лбом в столешницу. Его спина выгибается, пальцы зарываются в волосы.

— Когда-то моя мама нашла меня в самом ужасном состоянии. Больного. Слабого. Полностью сломанного. Она злилась из-за того, как я повёл себя на похоронах… но всё равно дала мне время. Позволила горевать. А потом — сказала одну вещь, которую я до сих пор не могу забыть. Ты хочешь знать, что именно?

Он кивает. Почти незаметно, но я вижу.

— Она сказала, что всё это — неважно. Ни одно из “что, если” не имеет значения. Потому что мы не можем откатить время назад. Не можем переделать то, что уже случилось. В ту ночь Купер сел за руль. Он отвёл взгляд от дороги. А водитель грузовика уснул. Вот и всё. Холодные, жёсткие, неизменные факты. Никто не виноват.

Его дыхание становится резким, рваным. Я кладу ладонь ему на спину — и чувствую, как он дрожит под моим прикосновением.

— Я собираюсь уйти. Потому что знаю, что это то, чего ты хочешь. Но… когда я рядом с тобой — я не думаю о Купере. То, что случилось прошлой ночью, было потому, что я… хотел тебя.

Я тихо усмехаюсь, выдох смягчает слова:

— Я сам не понимаю, как мы к этому пришли. Я не знаю, что с этим делать. Но я не жалею. Ни секунды. Жалею только о том, если вдруг сделал тебе больно.

Я глубоко вдыхаю и провожу пальцами по его волосам. Он поднимает голову. Его глаза влажные, щёки залиты румянцем, словно он вот-вот сломается.

— Хотел бы я знать, почему ты тогда ушёл, — говорю я. — Но я хочу, чтобы ты знал: я хочу, чтобы ты вернулся. Мы так и не успели стать семьёй… И, может, уже не успеем. Но если тебе когда-нибудь понадобится друг — я бы хотел быть им. Для тебя.

Я наклоняюсь и оставляю лёгкий, нежный поцелуй на его щеке — там, где блестит слеза.

— Прощай, Кайден, — шепчу я.

Он встаёт. Его взгляд находит мой.

Я касаюсь его груди, чуть выше сердца — там, где ткань моей толстовки становится продолжением его тела.

— Оставь себе, — говорю. — Во всяком случае, на тебе она смотрится лучше.

Я уже у двери, когда он, наконец, говорит:

— Я не заслуживал быть частью твоей семьи.

Он шмыгает носом, голос срывается, и я сжимаю кулаки, чтобы не кинуться к нему, не заключить в объятия.

— Вот почему я ушёл. Ты. Дункан. Твоя мама. Купер. Вы были семьёй. А я… Я никогда не хотел быть частью этого. Как я мог вдруг занять чьё-то место,