Травница - Хизер Моррисон-Тейпли Страница 6

знаю, Иден, – наконец произнесла Сьюзан. – С одной стороны, в больнице я сказала, что вернусь через две недели. Ты меня знаешь, я держу свое слово. Но говорят… – Она замолчала и снова посмотрела на огонь, словно ответ лежал в танцующих языках пламени. А может, и лежал. – Я думаю, потеряв мать, я осознала, что жизнь конечна. Звучит глупо, потому что все мы все знаем, что это так. А я к тому же медсестра и много раз видела, как умирают люди. Но вот что забавно: приходит очередь твоей собственной матери, – это другое. По крайней мере для меня, – продолжила она. – Я не собираюсь внезапно скатиться в кризис среднего возраста, или что там еще бывает в таких случаях, но ее смерть заставила меня задуматься. Так вот, это была долгая прелюдия к тому, что я на самом деле хочу сказать: останусь-ка я ненадолго. Но уж точно не на год! – добавила она быстро, когда Иден прыжком соскочила с дивана и ринулась ее обнимать. – Просто ненадолго останусь. – Она улыбнулась и крепко обняла дочь.

В итоге мать Иден сдала свой билет на самолет и осталась еще на три недели. Неслыханно для надежной, предсказуемой Сьюзан; казалось, когда умерла бабушка и в дом явился Питер Пинли-Смит, Сьюзан отбросила все сомнения, а Иден только это и было нужно.

Она любила смотреть, как мать коротает дни с веселым и немного чокнутым лордом Пинли-Смитом. Казалось, что он на одну треть благородный рыцарь (открывал дверь, присылал цветы, заказывал напитки для Сьюзан), на треть интеллигентный, серьезный мужчина (у него была ученая степень по юриспруденции в Кембридже, казалось, он знал все происходящие события и мировую политику в удивительных подробностях и был щедрым филантропом), и на треть совершенно чокнутый. Его можно было застать разгуливающим по своим обширным садам в банном халате и ковбойских сапогах, окруженным сворой собак всех размеров и мастей; порой в местном пабе он читал лекции о том, что существовала реальная возможность проникновения инопланетян в человеческую расу, или начинал ни с того ни с сего петь, совершенно не понимая, что ему медведь на ухо наступил.

Это сочетание качеств было совершенно очаровательным, и мать Иден, кажется, думала так же. Сьюзан и сама удивлялась своим чувствам к нему. Они были полной противоположностью друг другу. И поэтому они друг другу идеально подходили.

Это были чудесные три недели. Они ездили в Ньюмаркет на лошадиные скачки, смотрели крикет на зеленых лужайках под холодным моросящим дождем и каждый день пили пинту пива в местном пабе, сидя у потрескивающего огня, пока сентябрь за окном плавно переходил в октябрь. Все это время Питер и Сьюзан улыбались и смеялись, болтали, и в их глазах светились особенные искорки, появление которых в шестьдесят пять лет Иден считала невозможным. И лишний раз Иден уверялась, что не зря бросила Роберта.

И вот пришла пора Сьюзан уехать. В Штатах у нее были работа, дом и вся ее жизнь, и она не собиралась бросать все это даже ради Питера. По крайней мере не через три недели знакомства.

Пока Сьюзан в своей комнате паковалась к отъезду, Иден сидела на постели, помогая ей складывать вещи.

– Ты хоть разговорила с Робертом? – спросила Сьюзан у дочери. – Ты ни разу не упомянула о нем с тех пор, как приехала. Я не поднимала эту тему раньше, потому что не хочу любопытствовать. И все же, ты говорила с ним? Все точно кончено?

– Господи, Роберт… – Иден замолчала, глядя в окно. – Кажется, та жизнь осталась в миллионах километров отсюда. Нет, я с ним не говорила. С тех пор, как я приехала, он мне все время названивал, оставлял сообщения, молил о прощении и клялся, что его сердце принадлежит мне, и все такое. Как-то трудно в это поверить после того, как как у тебя на глазах твой жених жарит другую женщину! – на Иден накатила злость. – Я знаю, что придется с ним связаться. Мы помолвлены, в конце-то концов. Мы были помолвлены… И есть вопросы, которые надо решить, вещи, которые надо отдать, и планы, которые надо отменить. Но одна мысль об этом вгоняет меня в депрессию и ярость. Какая-то часть меня вообще не хочет никогда иметь с ним дело. О чем с ним говорить? Все кончено.

Но кое чего Иден не произнесла вслух: когда она смотрела на озаренные любовью лица матери и Питера, то понимала, что ничего подобного к Роберту не чувствовала, и еще она знала, что если и выйдет замуж, то лишь за того, кто заставит ее стать такой же глупой, нелепой и окрыленной, какой ее мать была в последний месяц.

На следующий день стояла солнечная и ветреная погода. Питер погрузил чемоданы Сьюзан в багажник машины, и они с Иден отвезли ее на станцию, все втроем дождались поезда в Лондон, чтобы оттуда Сьюзан могла улететь домой.

Иден обняла мать.

– Я буду очень по тебе скучать, мам. Люблю тебя. Я так рада, что ты вернешься на Рождество. Это не так уж долго, правда, Питер? – Иден оглянулась на маминого кавалера.

Глаза Питера слишком ярко блестели, словно он плакал, но в типичной английской манере он сказал просто:

– Вовсе нет. Мы и опомниться не успеем. И Рождество у нас будет потрясающим. Когда ты приедешь, мы устроим настоящую праздничную кутерьму.

Иден пошла к станционным кассам, она хотела оставить Питера и Сьюзан наедине или хотя бы сделать вид, – она не могла удержаться и подглядывала за ними в окошко, пока влюбленные стояли, сцепившись в страстных объятиях. Для ее матери это был не простой жест – Иден видела, как Сьюзан порой месяцами встречалась с мужчинами и не проявляла таких эмоций.

Питер махал рукой, пока поезд не скрылся из виду. А потом, грустные, они с Иден поехали обратно в деревню.

– По пинте пива, дорогая? – предложил Питер, когда они обогнули поля и проехали мимо длинного белого здания с соломенной крышей и покачивающейся на ветру вывеской «Лошадь и телега».

– Обязательно, – согласилась Иден, не готовая вернуться в коттедж, где ее ждет лишь одиночество.

Они сели на деревянные скамьи с пинтами в руках, и Иден огляделась. Она уже начала узнавать многие лица. Вот мистер Парк из магазина. А вот мистер и миссис Чапман из дома, полного детей, что стоял дальше по дороге, – они вышли, чтобы спокойно пообедать вдвоем. Здесь и Тои Харпер, местный мастер на все руки. И мистер Прингл, на сей раз без своей скучной жены