Ошибка, которую я совершила - Пола Дейли Страница 52

— И как, получается?

— Да, — сказала я. — Теперь все стало проще. Худшее позади. Дела идут на лад, и я выбираюсь из финансовой ямы.

— Отлично. Я восхищаюсь тобой.

Я отвернулась.

— Тебе нравится твоя работа? — спросил он.

— В основном, да. Мне нравится помогать людям, которые страдают от боли. Просто это занимает…

— Все твое время?

— Ага.

Я даже рассказала, как пришлось закрыть собственную клинику, но я все еще мечтаю работать на себя.

— Тогда почему бы нет? — спросил он. — Разве нельзя начать все заново?

— Есть возможность, но я боюсь. В прошлый раз я добилась успеха, но пришлось вкалывать, как рабу на галерах, и все из-за того, что я не могла отказать людям. А потом я все равно подвела всех из-за своей безответственности.

— Ты не безответственная, — сказал он. — Ты работаешь полный день и одна, без всякой помощи, воспитываешь ребенка. Разве это безответственно?

— Ты очень любезен, — ответила я. — Но люди думают иначе, потому что…

Он отмахнулся от моих слов, как бы говоря: «да что они понимают?»

— Я недавно прочитал, что семьдесят один процент людей не любит свою работу. Большая часть человечества всю жизнь занимаются тем, что им не нравится.

— А тебе твоя работа нравится? — спросила я.

— Не особенно, но я работаю только два дня из семи. Думаю, два дня в неделю можно и потерпеть. Кстати, когда-то нам говорили, что с появлением роботов и искусственного интеллекта развитые страны перейдут на трехдневную рабочую неделю. Однако, этого так и не случилось.

— Как думаешь, почему?

— Вероятно, чтобы мы не натворили бед, — сказал Генри. — Что мы будем делать с этим избытком свободы? Начнется анархия. — Он улыбнулся. — Всегда найдутся желающие работать полный день. Позвольте им делать, что хотят, скажу я, и оставьте остальных в покое. Конечно, некоторые не понимают, почему я не хочу больше зарабатывать. Для них деньги — единственный показатель успеха и все такое.

Уинстон тоже пережил длительную фазу борьбы с коммерциализмом. Я помню все эти длинные речи об автономии, неверно понятых луддитах, мифе о тяжелом труде и достойной жизни.

Проблема заключалась в том, что он продолжал покупать дорогие вещи.

Я спросила Генри, о каких «некоторых» людях он говорит, и он ответил:

— Скотт Элиас.

Я переступила с ноги на ногу. Он спросил:

— Ты ведь уже знакома с ним?

— Хм-м-м, встречала пару раз.

— Полный дрочила, — сказал он. — Не могу понять, почему Надин еще его не бросила. Или могу. Дети и все такое. Но столько лет…

— Кажется, я понимаю, почему ты его не любишь — нейтральным тоном сказала я, надеясь, что мое лицо так же непроницаемо, как голос.

Он нахмурился:

— Почему?

— У вас слишком разные взгляды на жизнь. Видимо, ты не можешь принять его позицию.

— Я не принимаю его позицию, — сказал Генри, — потому что он придурок.

— То есть, не потому что у него все есть? Ты не завидуешь его деньгам? — насмешливо спросила я.

— В том-то и дело: забери деньги и посмотри, что останется от человека. Что останется от Скотта? Ничего. Он говорил когда-нибудь что-то интересное или остроумное?

Я не ответила.

— Я имею в виду, для чего ему деньги? Что его на самом деле волнует? Что Скотт делает со всем этим богатством? Покупает вещи. И все.

— А ты хочешь, чтобы он спасал мир?

— Мог бы сделать что-то полезное для разнообразия. Но нет, этот парень ломает всех, с кем соприкасается.

— Каким образом? — спросила я.

— Любым. Он должен подмять всех под себя. Всех использовать. Он терпеть не может потерять хотя бы пенни без пользы для себя.

— Разве? — с сомнением возразила я. — Он показался мне довольно щедрым. Похоже, моя сестра тоже так думает.

Генри рассмеялся:

— Ну, да. Скотт хороший парень. Он может привезти вино, оплатить счет. Но он ни за что не откроет кошелек, если эти расходы нельзя будет вычесть из налогов. Он не тратит собственных денег. Вся его щедрость списывается со счета его фирмы по статье «коммерческие расходы» и уменьшает налоговую базу.

Я сразу подумала о моих счета, выставленных Скотту за услуги. Он говорил, что ему сложно достать наличные. Верилось с трудом.

— Кофе готов? — спросила я, но Генри не унимался.

— Ему обязательно нужно победить систему. Он самый наглядный пример бесконечной жадности. Ему всегда мало, всего мало… Он всегда берет и ничего не дает взамен. Он злой и темный человек.

Я смотрела, как он наливает кофе в чашку.

— Честно говоря, — сказал Генри, — Скотт Элиас не успокоится, пока кого-нибудь не поимеет.

ГЛАВА 26

Итак, я проходила по статье «деловые расходы».

Я не имела права обижаться по этому поводу — какая разница, каким способом Скотт финансировал наши встречи? И все же, как ни странно, меня это покоробило. То, что Скотт получал от меня в виде «услуг», по сути, не стоило ему ни пенни. Он просто лгал и подтасовывал бухгалтерские записи, чтобы финансировать наши встречи деньгами, которые по любому ушли бы в Налоговое управление. Одним словом, он мог спать со мной, сколько пожелает, и это ничего ему не стоило.

Это должно было оскорблять меня? Вероятно,